Мне представилось, как водохранилище в тысячи кубических километров в бурном потоке устремляется в эти трещины, размывает и уносит плотину. Жутко. И тут же промелькнули накрепко засевшие цифры. Плотина, эдакий слоеный пирог, вмещает в себя 825 тысяч кубометров грунта, скалы — 212 тысяч, бетона — 103 тысячи, суглинка — один миллион 270 тысяч, каменной наброски — девять миллионов 340 тысяч, мелких фильтров — 360 тысяч кубометров! И вот этот пирог высотой в сто тридцать метров в одно мгновение может поглотить вода…
— Но ведь есть плотины с защитным экраном. Они почти исключают возможности зависания ядра, — неуверенно говорю я.
— Конечно, — подтверждает Старшинов. — Плотина с экраном легче приспосабливается и к возведению очередями, что делает более гибкой организацию работ.
— Где-то я читал о том, что противофильтрационные устройства делаются из металла.
— Это наиболее старый, редко применяемый теперь метод. Вот в начале двадцатого века в США в плотинах Лоуэр Отэй и Усть-Кэньон, высотой около сорока метров, были применены стальные клепаные диафрагмы, облицованные бетоном. В дальнейшем стальные диафрагмы применялись для невысоких земляных плотин. Но в нашем сооружении металлические диафрагмы неприменимы. Любопытно, что думали на этот счет лет сорок назад. У меня есть журналы, если интересуешься, зайдем, покажу.
В квартире Старшинова не по-холостяцки уютно. Каленое солнце целиком стояло в окне. Окна не раскрывали — наваливался комар. Я знал, что жена Старшинова в Ленинграде — поехала навестить сына, но заведенный ею порядок хозяин оберегал и поддерживал. Я снял сапоги у дверей и прошлепал по чистому полу до стула цвета сосновой коры. Пол приятно холодил ноги.
Георгий Петрович вымыл руки, достал с полки папку и со скрупулезной педантичностью разложил на столе пожелтевшие от времени журналы.
— Прошу, — показал он на стул. — Пока готовлю чай — полистай. Только, пожалуйста, осторожнее. Бумага ломкая. Может, руки помоешь? Есть горячая вода, — извиняющимся голосом предложил он.
Старшинов бренчит на кухне посудой, шумит вода из крана. Я сижу за полированным столом и листаю журнал. Грубая, плохого качества бумага потрескалась и поблекла, будто вымытая дождями. Листки на уголках износились, а на сгибах подклеены полосками, тоже побуревшими от времени.
Когда берешь в руки бумагу, ставшую историей, всегда невольно испытываешь волнение. Не знаю, кто как, а я всегда.
И вот передо мной журналы «Колыма» за 1936 год. Много снимков: долина реки Среднекан, «Котел» — место первой ГЭС на Колыме — и большая, с выкладками статья «Гидроэнергетические ресурсы реки Колымы». Здорово!
— Ну, как? — с полотенцем в руках заглядывает ко мне через плечо Старшинов. — Интересно? Учти: это летопись, оставленная первыми энергетиками. Многое сделано до нас руками замечательных людей, забывать их усилия и подвиги мы не вправе. Я каждый раз ими восхищаюсь, поражаюсь. И сейчас замираю от прикосновения к прошлому. И сердце мое наполняется дивом давно совершенного. Далекие тридцатые годы. Одинокая палатка с дымом над полотнищем… Дырки штолен в крутых берегах реки. Изъезженные колесами и тачками покота и склонившиеся над образцами геологи и гидротехники…
Старшинов вдохновенно читает, а я слушаю.
Оказывается, еще сорок лет назад было избрано наиболее целесообразное место для створа, то самое, где сейчас строим гидроэлектростанцию. Как тяжко было в тех условиях вести изыскания, выкраивать средства для работы экспедиций, как слабо были они оборудованы технически. Но сколько расчетов, цифр, умных, обоснованных аргументов.
— Теперь трудно кого-либо удивить цифрой, — говорит Старшинов. Но исследования тех времен, их верные прогнозы поразительны!
Георгий Петрович спохватывается и идет на кухню. Вскоре он возвращается. По левую руку от меня ставит кипящий чайник и приносит в серенькой вазочке сахар.
— Когда бывает дома Людмила Гурьевна, мы обычно пьем чай на кухне, хоть и тесно, но уютнее.
Я беру ложкой похожий на черемуховую муку чай, кладу ему и себе по столовой ложке на стакан. Старшинов подливает кипятку. Пахнет прижженной корочкой и переспелой полынью.
— Вот и сбывается то, что было когда-то лишь в дерзких мечтах. Помню, в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году группа инженеров с Вилюйской ГЭС приезжала сюда, на Колыму, детально знакомилась с районом работ, и всех очень интересовали местные материалы, и все пришли к единому мнению: пригоден и суглинок для экрана плотины, и песок для бетона.