А Славка — тот уже нараспашку, рукавицы сбросил, топчется по ним, на голове тоже маска.
— Что ты как глухарь на току?
— Погодь, дед, не мешай.
— Неужто за сварку принялся?
— Ты брось это, Славка, а то наваришь…
— Думаешь, не будет держаться? Эх ты! Это мы еще посмотрим!
Два червячка сверлят металл.
— Мы в две руки: я, дед, на подхвате — только для прогреву вожу электродом, а Никола наяривает на всю катушку.
Шов получается неплохой, но заиндевевший металл подступает к самому шву, сдавливает холодом сварку и вроде бы даже потрескивает, да и по шлаку видно — отскакивает шлак.
— Сомневаюсь, как получится.
— Посмотрим, испытаем. Микроскоп бы, дед, а?
— Лупу бы тебе на глаз, — злится сварщик.
— Зачем лупу, можно без лупы.
— И без микроскопа можно. Неси керосину, — говорю Славке. — А мел есть?
Зотов кивает на кусок сухой штукатурки. Отламываю кусок и намеливаю шов — он уже едва теплится. Славка принес в ведерке керосин.
— Тряпка есть?
— Компресс будешь ложить? — Славка выворачивает карман и хочет от него оторвать кусок.
— Не надо, — удерживаю его руку и достаю носовой платок, прикручиваю на проволоку, макаю квач в керосин и прикладываю ко шву. Вдоль шва ползет змейка.
— Все ясно, микротрещина.
— Вот холера, — Славка жует «беломорину» и лупает заиндевевшими ресницами. — Откуда она? Будто кто бритвой изнутри саданул!
— Пустое дело, — откинув в сторону держатель, упавшим голосом говорит сварщик. — Нутром чувствую, что не поддается металл, вроде как масло в холодной каше. В такой-то колотун! Гля, — он плюнул. — Во! Видал, миндал?
— Как бы сбить температуру?
— Металл — он ведь, как человек, свой предел имеет. Терпит до поры, до времени, а будешь насиловать — лопнет! Понял?
— Костры надо распалить вокруг конструкции, — вношу предложение.
— Ты че, дед, хочешь Магаданскую область нагреть?
— Ты постой. Ночевал у костра на охоте? А если распалить как следует, а самим устроиться посередине, то еще и вздремнуть можно будет!
Вскоре вся площадка пылала кострами — катили старые баллоны, подвезли обрезки от свай, забрали все ящики от магазина.
— «Мы пионеры, дети рабочих…» — подбавляя солярки в огонь, напевает Славка.
— Прекрасно! — бегает по углам конструкции Карл Францевич с термометром в руках. — Просто и гениально!
Мы все закопченные, как трубочисты, только зубы блестят. Работа продвигается, уже собрали оси и надвинули на них базу. Варим «Колымагу». Договорились работать по двенадцать часов и в две смены, чтобы не дать конструкции остынуть.
— Да, тепло против холода — великое дело!
Карл Францевич поезд не проводил. Он сунул мне свою жесткую руку.
— Не горячись, Дюжев, и не дрейфь, Ну, ну, бывай, — скороговоркой выпроваживал он меня из своей конторки. — В случае чего дай знать…
Длинный и очень внушительный поезд пугал своим негабаритным видом. Протаскивая «Колымагу», поддерживали ухватами на длинных шестах провода высоковольтной линии. И когда тягач вытянул тяжеловес на Колымскую трассу, машины прижались к обочине и притихли. Теперь тягачи с двумя кабинами спереди походили на пучеглазых лягушек, а со спины на коньков-горбунков.
Парни собрались у головной машины, постояли голова к голове. Василий Андреевич как бы между прочим сказал:
— Ребята, если, конечно, кто сумлевается — лучше пусть тут, «на берегу», останется. В этом деле неволить нельзя…
И сам себе ответил:
— Я так и думаю — нету таких. Ну и ладно, вот и хорошо.
Василий отвел меня в сторону.
— У меня что-то, Антон, сердце не на месте.
— Ты это к чему?
— Видишь, дышло прослаблено, я еще хотел давеча сказать, как выезжали.
— А чего же не сказал?
— Сам разве не видишь? И Карл Францевич тоже не слепой. Вам бы только вытолкнуть.