Славка распахнул дверку.
— Да ну вас к лешему! Не давите мне на психику, куда я вас пропущу, где Дюжев?
— Ну что ты орешь как недорезанный, — повысил голос Славка.
— Смотри, дед, — распростер Гена руки.
— Вижу.
Наледь парит и разливается, маслом блестит вокруг поезда, «Колымага», проломив лед, накренилась. Оси на глазах обрастают льдом. Промокая валенками сырость, парни таскают листвяжки и по ним подбираются к тяжеловесу, Василий осипло кричит, куда надо бросать хлысты.
Мы со Славкой, оставляя на льду лафтаки шерсти от валенок, тоже подходим к тяжеловесу. Под «Колымагой» лед, похрустывая, оседает.
— Оседает, что ли? — Славка бросается под «Колымагу».
— Дед, еще на пузо не села, есть просвет, если сядет, орать нам тут арии из оперетт…
— Чем бы заткнуть эту холеру и откуда прет? — возмущается Василий Андреевич.
— Гена, не воображай из себя страдание, волоки брезент, сейчас заткнем горло этому сопливому ручью.
Гена с ребятами приволакивают брезент, скатывают его в рулон и задерживают воду.
— Что делать, Антон? — опрашивает Василий Андреевич.
— Сам не знаю, что делать. Надо хоть выровнять как-то, пока не опрокинулась…
Сбоку для поддержки «Колымаги» ставим домкраты, шпалы.
— Завязнем, дед, утопим, — говорит Гена.
— Сумрачный ты субъект. Гена, — одергивает его Славка. — Вот если будешь мух ноздрей бить, — вмерзнем, тогда до лета придется ку-ку.
Василий с ребятами волокут бревна, выкладки. Славка сует мне рукавицы.
— Ты что, дед, как на пляже, держи — растирай руки снегом. — Славка отбирает у меня лом. — Три, а то отпадут пальцы, чем будешь наряды выписывать, и стакан тоже держать надо.
Ребята уже зарядили домкраты под тяжеловес. Василий приседает, встает, и по этой его команде нахаживают домкраты, потрескивают подколодки, глухо ухнул лед. Хрустнули и шпалы, тяжеловес вздрогнул и еще больше скособочился.
— Ух ты! — вырвалось у Василия. Он забегает с другого бока «Колымаги» и кулаком грозит Гене. — Ты разуй глаза: вода уже сглотнула колеса.
— Вижу, не слепой…
— Так не пойдет.
— А как пойдет?
— «Стратег» ведь зарылся…
— И хорошо, что зарылся. Мертвее стоять будет.
— Что тогда и нервные клетки тратить зазря, горло драть?
— Хорошо, что «Стратег» зарылся, — сообщает и Славка. Он с ног до головы в ледяном панцире. Но улыбка во весь рот. Чему человек радуется, чего хорошего?
— Ну что, так и будем стоять? Давай решай, дед.
— Вот тебе сто мгновений весны, — дышит табаком Славка. Навалиться всей тягой и вырвать «Колымагу». Коротко и ясно, как на подоконнике.
— Хорошо бы тебе зубником работать.
— А Славка прав, надо попробовать, другого выхода нет.
— По наледи волокем тросы, сцепки.
— Смотри, Антон, тебе виднее, ты голова, тебе лучше знать. Оборвет оси…
— Ты что, Василий?!
— Да нет, ничего. Вначале, дед, надо расшевелить. Оборвем, говорю, оси.
Подруливает Гена, выкатывается из кабины. Маленький, кругленький, как бочонок, этот Гена.
— Шамовку сюда везти?
— Погоди, Гена.
— Вези, вези сюда! — Кричит Славка.
Я смотрю Гене на ноги.
— Какой размер? — не подойдут Славке, у него лапа дай бог.
— Да я на четыре размера больше ношу.
— Сей момент, — Вячеслав Иванович прыгает на одной ноге. Гена снимает яловые на меху сапоги.
— Примерь, у меня кабина те-о-п-лая.
Славка примеряет Генины сапоги.
— О’кэй!
Подходит Володя Гущин.
— Ну что тянете кота за хвост…
— У тебя есть сапоги? — спрашиваю Володю.
— Где-то кирзухи валялись, а че?
— Надевай, Володя, и ты сапоги.
— Да я и так уже насквозь выхлюпался. Теперь все равно.
— Нет, ты надень. И телогрейку запахни. Ну, будем теперь базарить, запахивайся.
Наледь, словно блины на сковородке, обошла тяжеловес, разливается, а у «Колымаги» морщится. Парни, хлюпая по воде, сцепили поезд.
— Дерните пока вполсилы, не изо всей дурацкой мочи.
Ребята согласно кивают — расходятся по машинам и натягивают тросы. Отхожу на обочину так, чтобы меня видели из всех кабин. Мигнул фонариком, рывок. Еще мигнул. Еще рывок. Лязгнул, погудел металл и затих. «Колымага» даже с места не тронулась, только разве еще глубже осела. А-а, что будет, даю команду — полный вперед. И распадок застонал от рева моторов. Застрелял под колесами лед, покатилось в сопки и где-то застряло в гольцах эхо. Тяжеловес задрожал, дернулся, выплеснул из-под колес воду, посунулся, но вобрал лошадиные силы тягачей. Замер. И тут я увидел, как балку на водиле перечеркнула трещина и стала растягиваться. Я помигал фонариком. Прибежал Василий без шапки, нараспашку.