— Выиграл, с тебя двадцать пять тонн металлолома.
— Это можно. Только как его из-под снега выручить?
— Копытить будем, — с готовностью отозвался Славка.
Провозились дня три, пока откопали и свезли лом.
После уж поехали за буровым станком.
Дорога тянулась ущельями и косогорами. Укачивало, клонило в сон. Чтобы как-то отогнать дремоту, заговариваю со Славкой.
— Слушай! — Никакой реакции. Подтолкнул — замычал.
— Неужто дрыхнешь?
— Целые сутки, дед, гонял, — признался Славка, — хоть подпорку к глазам ставь. Слипаются, и баста.
— Так вот, я собираюсь прямую дорогу, ну дорогу не дорогу, а лаз между бригадами пробить. Как ты на это смотришь? А то мотаемся вкруговую за сотни верст.
— Только сороки да вороны прямо летают, — буркнул Славка. Подумал. — А между прочим, давай, дед, рванем! Интересно по этой каменной стране полазить. Только ориентир какой-то надо. Наобум не попрешь — свернешь шею.
— На интуиции.
— Интуиция, брат, не карта… Вот в тундре, дед, когда я жил на Диксоне, был такой момент. Собрались мы как-то одного парня — Гришку женить. Невеста на ферме жила: в ясную погоду огни видать что с Диксона на ферме, что с фермы на Диксоне. Жених и говорит: до свадьбы времени еще много, да что тянуть, махнем, братва, с невестой познакомлю, с тещей, с тестем.
Ребята для храбрости предварительно по стаканчику дернули, с собой две торбы набили. Приезжаем, все из торб на стол. «Садись, парни», — приглашает жених. Уселись на длинную, покрытую пестрой дорожкой лавку. Жених вышел в другую комнату. Слышим, о чем-то толкуют. Входит с невестой. А она, фу-ты, ну-ты, принаряженная, но надутая какая-то. Ни здравствуйте, ни прощайте. Жених неловко переминается. И вдруг она, вскинув голову, жестом на лавку:
— А это кто такие? Мы никого не звали…
Наш парень побледнел, засуетился…
— Да ты чего, это же свои ребята, работаем мы…
У нее глаза, как у жабы, холодные.
— Хороши друзья — алкаши, рюмки сшибать! — рыкнула.
Гришка сладил с собой и говорит:
— Братцы, свадьба не состоится…
Вывалились из избы, и жених с нами.
А тем временем метель разыгралась, белого свету не видно. Переждать бы, да настолько гадко!
— Режь, — говорят, — Славка, напрямую!
Режу. Час, другой — сбились. Остановился. Заглушил мотор — вслушиваюсь. А метель еще пуще, как на похоронах, голосит. Бывает такая завируха по неделям, кто ей указ. Как быть? Кончится горючка — дубаря врежем. А ребята выфрантились: в нейлоновых сорочках, один паренек в штиблетиках. Снял меховые рукавицы: на, говорю, суй ноги… К счастью, эта мурцовка скоро улеглась. Осмотрелись — в другую сторону сгоряча ушпарили. Вот тебе и свадьба, и любовь, интуиция-композиция, — заключил Славка.
— Ну, так как же, понадеемся на интуицию?
— Да нет, дед, я не к этому, — перебивает Славка, — надо по уму: пару бочек горючки в запас, пилу, подлиннее тросы.
— Ну давай, экипируйся.
— Может, где-нибудь окуньков в озере, в проруби, а дед? Знаешь, когда я жил на Диксоне, всех обставлял насчет рыбалки. Не веришь? Приедем, жетон покажу — победителям давали.
— Да все вы, рыбаки — звонари.
— Но это ты не скажи, — горячится Славка. Подергивает рычаги, глазом — на приборы. Машина надсадно берет крутяк, и мотор облегченно вздыхает.
Славка поддает газу и продолжает:
— Был у меня окунь — по имени Лоцман, в аквариуме жил. Так ты знаешь, дед, по нему я всегда узнавал поклевку. Если Лоцман не берет еду — хоть на нос вешай — значит, поклевки не будет. Выйду, бывало, на крыльцо: «Ну куда, вы, хлопцы, тащитесь зазря?» Как скажу, так и есть. Со мной даже встречаться боялись: «накаркаю». Но уж если Лоцман клюнул — значит, жор начался. Тут уж меня никакая сила не удержит — рюкзак на плечи, спиннинг, наживку — и айда. Богатые у нас там были озера! И вот на материке на сома ходил!
Славку уж не унять, пусть травит, веселее.
— Страшное дело, дед, ушлая рыбина сом. Его надо прежде выследить в речке. Беру на мясокомбинате кости, рога, копыта. Всю эту снедь заворачиваю в металлическую сетку и на костер — поджарю. Сетку на проволоку — и в воду. Дня через два прихожу, вынимаю рога и копыта, снова обжариваю и опять в воду. Тут уж сомы слюнки глотают! Так целую неделю духом морю, аппетит нагуливаю. Потом наживляю крючки: лучше куриными потрохами. А крючок с добрую подкову, немного разве поменьше, и ставлю закидушки-колокольчики. Был у меня один колокольчик — голос из тысячи узнаешь — симфония. Сом наживу заглатывает жадно, глубоко, а у меня и рукавицы за поясом — леску тянуть. Поклевка у сома резкая, дернул раз — и стоит. Идешь по берегу, трогаешь леску: если которая натянута, значит, сидит. Раз даже пришлось балериной вертеться: на себя леску выматывать. Сом попался — верзила, еле выволок! Мама из него кашу готовила, знал бы ты! Берет из-под плавников вырезку и в латку, слой пшена, слой вырезки и в вольный жар. Ну и каша, дед… — Славка глотает слюнки.