Помню, было это еще в Иркутске, на строительстве ГЭС. Однажды показался здесь цыганский табор. Обложили цыгане берег Ангары — кибитки, кони, песни, пляски. Пестрые гадалки, бородатые удальцы, и вся эта веселая карусель бурлит, днем и ночью не затихает.
И как-то появился в котловане высокий стройный юноша с серебряной серьгой в ухе. Живыми черными глазами обшарил экскаватор, улыбка белозубая.
— Дядя, а дядя, дай посидеть на твоем коне? Сбацаю с подковыркой на носок!
— Ишь ты, плясун какой. — И, шутки ради, экскаваторщик бросил к ногам цыгана ковш. Цыган не устоял, запрыгнул, прошелся мелким бесом по дну. Дробно получилось в ковше!
— Молодец, хваткий, — похвалил машинист, — заходи, знакомиться будем.
Цыган не растерялся. Сел, тронул рычаг, словно вожжу, а машина, как понятливая лошадка, сразу стала податливой, покорной. Смуглые щеки цыгана зарделись, а по спине пот. Так весь день и проторчал на экскаваторе. И машинистам приглянулся любознательный, дотошный цыган.
— Оставайся, научим, — пригласили парня.
— Насовсем?
— Можно и насовсем. Старшим машинистом, командиром будешь, — хохмили чумазые помощники.
Когда табор снялся и за поворотом исчезла последняя кибитка, цыган стоял перед машинистом.
— Насовсем, — сказал он.
Экскаваторщик хотел пошутить, а куда, же, мол, девал сережку, во вовремя спохватился, не спросил.
Ребята пристроили плясуна к себе в общежитие. Так, и остался Гришка-цыган на экскаваторе.
На строительстве Иркутской ГЭС Григорий Стожаров получил медаль, на Вилюйской — орден. И вот теперь, с первого колышка, Колымская, и теперь он уже не Гришка-цыган, а батя. Когда-то черную, как смоль, бороду запорошила белая метель. Но на ноги он такой же: горазд что работать, что плясать. Вот ему-то и поручили переправу.
Я с Григорием знаком давно. Много лет работали еще на Заполярной, нехожеными болотами, трудными лазами протаскивали тяжеловесные поезда, но когда это было…
Для переправы готово все. И на всякий случай лодка припасена, и трос перетянут через реку — одним концом его захватили за бульдозер, другим, опоясав мертвяк на противоположном берегу, закрепили за тягач.
Димка забрел в реку так, чтобы его со всех сторон было хорошо видно, поднял руки, замер.
Григорий Стожаров перестал улыбаться, приоткрыл дверцу тягача и впился глазами в бригадира. Димка подбросил берет, поймал и закрутил над головой. Сразу на берегу забегали, заворочались тягачи. Натянулись и запели тросы, бульдозер вздрогнул и посунулся к воде. Замелькали отмытые гусеницы. Но вот бульдозер споткнулся, клюнул, и над выхлопной трубой сомкнулись круги. Изо всех сил заработал арттягач, высекая траками искры о каменистый берег.
Я смотрел на кипящую бурунами реку и угадывал, насколько продвинулся «утопленник».
Димка потряс кулаком, но тягач, словно подбитая птица, прыгал на месте. Гусеницы бешено вращались, крошили камни, высекая искры. Димка забежал к самому радиатору и скрестил поднятые руки. Тягач глухо огрызнулся и замер. И сразу стало тихо, до глухоты.
— Не рви без толку, — сказал Димка, высунувшемуся из кабины цыгану.
— А я что говорил? — ни к кому не обращаясь, подтвердил Старшинов.
— Говорили, ясное дело, говорили, — буркнул Димка и пошел туда, где Талип с ребятами помятой фарой отчерпывали из лодки воду.
Димка стал поближе к лодке, поставил ногу на борт, достал сигареты. Талип справился с водой, откинул фару в нос, уложил весла, выпрямился.
— М-да, — он потянулся к раскрытой пачке за сигаретой. Ребята курили и смотрели на реку.
Там, где моталось на воде бревно, рябило. Бревно судорожно подергивалось на тросу и ныряло.
— Клюет, — сказал Талип, — уха будет.
— Сидит рыбина, не уха — ушица будет. Вали-ка, Талип, попроси еще тягач, одним не взять. Заодно прихвати хлеба и тушенки, — просит Димка.
— Котелок тоже надо таскать — чай шарга, чай не пьешь, — откуда сила. А вот и Андрей.
— Привет поморам-уморам, — Андрей снимает рюкзак, достает котелок, три буханки хлеба, вытряхивает на землю картошку и хватается за весло.
— Погоди, Андрейка, поначалу распали костер, — командует Димка. — А вы, хлопцы, садитесь в лодку.
Парни укладывают трос и выводят лодку на глубину. Гребут к «поплавку». Талип ловко подруливает, и Димка хватается за бревно, в одно мгновенье подсекает трос. Я догадываюсь — будут отрабатывать задний ход. Так и есть, закрепив трос, выгребают изо всех сил к берегу. Лодка словно неподатливый утюг — ее сваливает по течению, но парни, навалившись на весла, делают еще рывок, ловят конец троса и выпрыгивают в воду. Димке по грудь, а Талип почти на плаву. Тут уж им навстречу забредает Андрей с ребятами. Они с силой подтягивают трос. Он вибрирует, и течение рвет его из рук.