Ночами у могилы собиралась волчья стая. Охранники изредка палили по ней из винтовок. Но звери были голодны. И вскоре привыкли к выстрелам. Их притягивал к себе запах мертвечины. И если б не тяжелая плита на могиле, давно бы в ней ничего не осталось.
Отправили на лечение в Магадан и охранника с обмороженными легкими. Многие в зоне думали, что не доедет он до города. Не довезут. Уж очень плох был парнишка. За считанные часы на глазах истаял. И все же в Магадан его привезли.
Почти два месяца никто в зоне не знал о его судьбе. Жив иль нет? Хоть и не друг, а все ж на своих плечах уносили от погибели. Потому хотелось знать о нем хорошее. Хотелось верить. И узнали… По болезни комиссовали парня из армии, демобилизовали досрочно. Уехал он домой. Инвалидом.
В зону он письмо прислал из госпиталя. В нем просил начальника охраны передать заключенным двух бригад большое спасибо и низкий поклон.
Новый начальник охраны передал это письмо Афиногену. Мол, прочти своим, идейным, вместо газеты. А тот письмо и бригаде Килы дал.
Аслан, слушая, вспоминал парнишку. Не было на него обиды. Лишь жалость к нему осталась. Да удивление, как повзрослел человек за время болезни, как много сумел обдумать и понять.
«…Теперь я правильно ориентируюсь в людях и никогда уже не скажу, что всякий осужденный — преступник. Я невольно общался с ними. Потому что меня послали охранять их в изоляции. Но как много полезного почерпнул я от них, многому научился. А главное — смелее стал смотреть на жизнь. Может, потому и выжил. Эти люди могли бросить меня на трассе. Ведь я был охранником. А они — спасли. Хотя нас всегда разделяла пропасть в убеждениях, колючая проволока и винтовка, так считал я тогда. Каким наивным я был… Ведь тс, с кем вместе был призван на службу, с кем ел из одного котелка, не вступились, не помогли. И даже не навестили. Не спросили обо мне хотя бы парой строк. И уж, конечно, не вынесли бы меня с трассы. У них скоро закончится служба. Они приедут домой и будут хвалиться везде, что охраняли на Колыме страшных уголовников. Но кто они в сравнении с охраняемыми? Те, кого они сегодня зовут зэками, во много крат чище, честнее и человечнее их. Дай Бог мне в жизни всегда иметь дело с такими, кого я по глупой молодости охранял. Те две бригады буду помнить всегда. Пусть не обижаются, если в чем-то был виноват перед ними. За свое — наказан. Чудом выжил. Может, потому, что спасая меня, уж очень желали мне выздоровления те люди. Пусть им в жизни будет всегда светло. Как я хотел бы увидеть их всех свободными, здоровыми, счастливыми!»
Прочтя письмо, бригадир аккуратно сложил его, определил во внутренний карман.
— Прозрел мальчишка, — сказал коротко.
Теперь бригады Килы и идейных работали вместе. Даже когда морозы заходили за отметку в минус сорок градусов, зэков все равно вывозили на трассу.
Какие там выходные иль праздники? Строительство трассы было объявлено ударным. А значит, сроки сдачи ее сжимались до предела. Но… человек только предполагает.
Аслану запомнился каждый день работы на трассе. Всякий раз бывшие испытанием на выживание.
Вот так и в тот роковой день под Новый год. Мороз стоял такой, что деревца-карлики стонали. Даже они, ко всему привычные, жаловались небу на несносный холод. Куропатки, на что птицы северные, а и те на лету мерзлыми комками падали замертво.
Лисы, и те из нор не вылезали. Предпочли сытости голод в теплой норе.
Но люди людей никогда не жалели. И в последний день года не привезли зэкам обед на трассу.
К вечеру холод стал несносным. Тем опаснее стали перекуры и отдых у костра. Из немеющих от мороза рук вылетало кайло.
Аслан, несмотря на предупреждение бригадира не браться за металл, схватил лом, чтобы выбить корни коряги из земли и взвыл от боли. Кожа ладоней осталась на ломе. Примерзла моментально.
Кила, оглянувшись на Аслана, матюгнулся коротко, подбежал к парню торопливо и подозвал мужиков.
— Табак у кого есть, давайте сюда, — глянув на окровавленные руки, попросил Илья Иванович.
Федька достал пачку махорки, подал зажмурившись. Многое видел в жизни человек, не раз смерти в лицо смотрел, но так и не смог привыкнуть к виду крови.
Илья Иванович густо присыпал табаком ладони Аслана. Заставил присесть у костра. Спиной к огню. Кровь вскоре перестала сочиться. Прошла и боль. Илья Иванович, оглядев руки парня, посоветовал к врачу обратиться. Но Аслан заупрямился:
— Э-э, нет, по больничному зачеты не пойдут. А мне они позарез нужны, чтоб скорее отсюда. Я домой хочу.
— Дурак ты, что ли? Да как работать будешь с такими руками?