Выбрать главу

«Небо! Не отнимай радость! Я так хочу жить! Верни молодость! — плакала она, понимая, что происходит.

В ужасе смотрел парень на свою невесту. Не девушка, замшелая старуха сидела перед ним в подвенечном платье.

И люди услышали голос свыше:

«У каждой жизни есть свой предел. От него не откупишься ни обманом, ни деньгами. В могилу никто не уходит с чужой личиной. Смерть обнажает всех…»

Умолк Костя. А мужики, все еще с раскрытыми ртами, ждали продолжения сказки.

— Ну а дальше-то что? Чего с той девахой сделалось? Жива иль тоже околела? — пристали к Косте мужики.

— Дальше бабка не рассказывала. Всяк сам по-своему эту сказку закончит. По мере тепла в душе. Я лишь о том, что помнил, рассказал вам, — сконфузился мужик.

— Тьфу ты, черт! Нескладуха, да и только, — ругнулся Полушпалок.

— И к чему ты это насвистел? — не понял Аслан.

— А жаль, что не поняли. В этой байке и для нас имеется свой смысл. Почаще о ней вспоминать надо, — сказал Илья Иванович и поблагодарил Костю за рассказанное.

Взявшись за работу, зэки забыли о сказке. Да и до нее ли, когда запаздывают машины с гравием и щебенкой, когда бригаду идейных, всех наповал, скосил вирусный грипп и теперь бригада Федора упиралась за себя и за них. Ведь начальству плевать на болезнь, план дороже всего.

Какой там перекур? Отойти по нужде некогда. А тут еще бригадир шуточки отпускает:

— Запарились, мужики? Ну да ништяк, будете знать изнанку Колымы не по сказкам. У нее богатств хоть задницей ешь, а молодой — никогда не была. Все потому, что первой постройкой здесь стала зона. Значит, горе людское.

— А правду говорят, что тут золото есть? — спросил Полушпалок.

— Ты что, в сказку захотел? — рассмеялся Кила.

— За мое отбытое, не мешало бы немного получить.

— Кому мало — добавят. Иль не надоело тут чертоломить? — оборвал Илья Иванович Петра, помогая ему вытащить из-под сугроба каменную березку.

— Она, стерва, наверно, насквозь землю проросла. И корни ее где-нибудь в Африке искать надо. Вон какую ямищу выдолбали, а вырвать или отломать — никак не удается.

— А ты ее к языку, — съязвил один из стукачей.

— К твоему! — враз побелел Петр.

— Ну, ну, полегше, бесы! — охладил обоих Илья Иванович и позвал фискала помочь. Тот зашел сбоку, и вдруг его нога провалилась. Мужик не удержался и ухнулся следом в провальную черную дыру.

— Батюшки, никак на берлогу напоролись, — ахнул Кила и окликнул исчезнувшего мужика. Из дыры послышался рык.

— Ты глянь, еще пугает, гад. А ну вылезай, сволочь! Чего сачкуешь, да людей пугаешь? — возмутился Аслан.

И вдруг шапка на его голове поднялась, волосы встали дыбом.

Снег под ногами Аслана зашевелился, как живой.

Парень, ничего не понимая, отскочил в сторону, к подкопанной березе. А в это время снег поднялся на дыбы. Из-под коряг, пеньков, кустов, выскочил из берлоги медведь. Глянув на людей, растерявшихся от неожиданности, рявкнул, полез через снег в глубь распадка.

Охранник приложил к щеке ствол винтовки, прищурился.

Выстрел нагнал зверя в сугробе. Тот оглянулся, встал на задние ноги дыбом. Но пуля попала точно. Зверь осел в сугроб, беспомощно гребанул лапой потеплевший пунцовый снег.

— Сколько мяса! — присвистнул кто-то.

— Эй, ты живой? — крикнул охранник в берлогу.

— Живой! Это он меня испугался и выскочил. Я ему сонному на башку сиганул. Разбудил, выходит, — растерянно улыбался поднятый из берлоги стукач.

— Черт-те что! Даже звери их не терпят. А мы под одной крышей живем и ничего, дышим, — хохотнул Аслан.

Стукач глянул на него жестко. Но сказанное не вернуть. Илья Иванович головой качнул, понимая, как дорого может обойтись Аслану его шутка.

— В страхе забудет, — надеялся Кила.

И в этот день машина из зоны пришла за бригадой поздней ночью.

Зэки, уже привыкшие к этому, с вечера разожгли большой костер, разбив в осколки старые коряги.

Оглянувшись на охранников, позвали их к огню, дали место у тепла. Люди, боясь холода и волчьих стай, не отходили от огня.

Разговор у костра вился ровно, как легкий сизый дым.

— Не понимаю, зачем мы выдергиваем пни и деревья, если потом на это место лаги укладываем, — сказал Аслан ни к кому не обращаясь.

— Да потому что пни и коряги, оставленные в земле — гниют. А когда по трассе пойдут машины, земля станет проваливаться в тех местах от сотрясения и тяжести. Вот и убираем, как больные зубы, как чирьи из тела. А лаги меж собой скреплены надежно. Под гравием и щебенкой хорошо сохраняются. Тем более что укладываем в вечную мерзлоту, — ответил Кила.