«Небо! Не отнимай радость! Я так хочу жить! Верни молодость! — плакала она, понимая, что происходит.
В ужасе смотрел парень на свою невесту. Не девушка, замшелая старуха сидела перед ним в подвенечном платье.
И люди услышали голос свыше:
«У каждой жизни есть свой предел. От него не откупишься ни обманом, ни деньгами. В могилу никто не уходит с чужой личиной. Смерть обнажает всех…»
Умолк Костя. А мужики, все еще с раскрытыми ртами, ждали продолжения сказки.
— Ну а дальше-то что? Чего с той девахой сделалось? Жива иль тоже околела? — пристали к Косте мужики.
— Дальше бабка не рассказывала. Всяк сам по-своему эту сказку закончит. По мере тепла в душе. Я лишь о том, что помнил, рассказал вам, — сконфузился мужик.
— Тьфу ты, черт! Нескладуха, да и только, — ругнулся Полушпалок.
— И к чему ты это насвистел? — не понял Аслан.
— А жаль, что не поняли. В этой байке и для нас имеется свой смысл. Почаще о ней вспоминать надо, — сказал Илья Иванович и поблагодарил Костю за рассказанное.
Взявшись за работу, зэки забыли о сказке. Да и до нее ли, когда запаздывают машины с гравием и щебенкой, когда бригаду идейных, всех наповал, скосил вирусный грипп и теперь бригада Федора упиралась за себя и за них. Ведь начальству плевать на болезнь, план дороже всего.
Какой там перекур? Отойти по нужде некогда. А тут еще бригадир шуточки отпускает:
— Запарились, мужики? Ну да ништяк, будете знать изнанку Колымы не по сказкам. У нее богатств хоть задницей ешь, а молодой — никогда не была. Все потому, что первой постройкой здесь стала зона. Значит, горе людское.
— А правду говорят, что тут золото есть? — спросил Полушпалок.
— Ты что, в сказку захотел? — рассмеялся Кила.
— За мое отбытое, не мешало бы немного получить.
— Кому мало — добавят. Иль не надоело тут чертоломить? — оборвал Илья Иванович Петра, помогая ему вытащить из-под сугроба каменную березку.
— Она, стерва, наверно, насквозь землю проросла. И корни ее где-нибудь в Африке искать надо. Вон какую ямищу выдолбали, а вырвать или отломать — никак не удается.
— А ты ее к языку, — съязвил один из стукачей.
— К твоему! — враз побелел Петр.
— Ну, ну, полегше, бесы! — охладил обоих Илья Иванович и позвал фискала помочь. Тот зашел сбоку, и вдруг его нога провалилась. Мужик не удержался и ухнулся следом в провальную черную дыру.
— Батюшки, никак на берлогу напоролись, — ахнул Кила и окликнул исчезнувшего мужика. Из дыры послышался рык.
— Ты глянь, еще пугает, гад. А ну вылезай, сволочь! Чего сачкуешь, да людей пугаешь? — возмутился Аслан.
И вдруг шапка на его голове поднялась, волосы встали дыбом.
Снег под ногами Аслана зашевелился, как живой.
Парень, ничего не понимая, отскочил в сторону, к подкопанной березе. А в это время снег поднялся на дыбы. Из-под коряг, пеньков, кустов, выскочил из берлоги медведь. Глянув на людей, растерявшихся от неожиданности, рявкнул, полез через снег в глубь распадка.
Охранник приложил к щеке ствол винтовки, прищурился.
Выстрел нагнал зверя в сугробе. Тот оглянулся, встал на задние ноги дыбом. Но пуля попала точно. Зверь осел в сугроб, беспомощно гребанул лапой потеплевший пунцовый снег.
— Сколько мяса! — присвистнул кто-то.
— Эй, ты живой? — крикнул охранник в берлогу.
— Живой! Это он меня испугался и выскочил. Я ему сонному на башку сиганул. Разбудил, выходит, — растерянно улыбался поднятый из берлоги стукач.
— Черт-те что! Даже звери их не терпят. А мы под одной крышей живем и ничего, дышим, — хохотнул Аслан.
Стукач глянул на него жестко. Но сказанное не вернуть. Илья Иванович головой качнул, понимая, как дорого может обойтись Аслану его шутка.
— В страхе забудет, — надеялся Кила.
И в этот день машина из зоны пришла за бригадой поздней ночью.
Зэки, уже привыкшие к этому, с вечера разожгли большой костер, разбив в осколки старые коряги.
Оглянувшись на охранников, позвали их к огню, дали место у тепла. Люди, боясь холода и волчьих стай, не отходили от огня.
Разговор у костра вился ровно, как легкий сизый дым.
— Не понимаю, зачем мы выдергиваем пни и деревья, если потом на это место лаги укладываем, — сказал Аслан ни к кому не обращаясь.
— Да потому что пни и коряги, оставленные в земле — гниют. А когда по трассе пойдут машины, земля станет проваливаться в тех местах от сотрясения и тяжести. Вот и убираем, как больные зубы, как чирьи из тела. А лаги меж собой скреплены надежно. Под гравием и щебенкой хорошо сохраняются. Тем более что укладываем в вечную мерзлоту, — ответил Кила.