В крохотной приземистой кухне начальник зоны, назвавшийся Борисом Павловичем, налил Аслану борщ в тарелку. Поставил перед ним хлеб, сметану, котлеты с картошкой. Извинившись, вышел в комнату. Там он разговаривал с бобкарем о зоне, работе, ее специфике и условиях. О людях…
— Я только недавно узнал, что повар в чай добавлял соду. На бак — столько, пока темный цвет как от самой крепкой заварки не появится… Делалось это для того, чтобы видимость крепкой заварки чая создать. Сказал начальнику, что тем самым чай подворовывают. А он послушает меня и смеется. Назвал букварем. И говорит, что повар его личное указание выполнял. Сода отбивает потенцию. И мужиков не донимает плоть. Не мучаются они без женщин… И добавил к тому, что в зоне у него всякие имеются, но педерастов нет… Вот такие-то дела.
— Негодяй. Спокойно жить хотел. У него большой опыт. Но ведь зэки выйдут на свободу импотентами. Ведь сода не приглушает, а убивает потенцию. Как же разрешил этот произвол врач? Или они заодно?
— Вероятно.
Аслан чуть не подавился, услышав такое. Бобкарь прикрыл дверь на кухню, заговорил тише. Аслан теперь слышал лишь обрывки разговора. Но вскоре люди за дверью забылись и снова заговорили громче:
— По вине администрации за год в зоне погибают до полутора сотен зэков. До десятка охранников. И это только из-за погодных условий. Замерзают. Из-за транспорта, который редко приходит вовремя. А болезни скольких унесли — счету нет.
— Эпидемии случались?
— Было. Тиф, цынга, грипп…
— Ладно. Спасибо, что предупредил. Писать будешь?
— Конечно, — пообещал бобкарь.
— Спасибо! — встал из-за стола Аслан. И тут же его усадили обратно, пить чай. На этот раз Борис Павлович не ушел из кухни. Сел напротив. Перебросился с Асланом несколькими незначительными фразами. А потом сказал неожиданно:
— Я в зону завтра приеду. Думаю, успею к обеду. С бригадирами мне поговорить надо. О многом.
— Нашему Федору я передам. Он другим скажет. Только встретиться с ними вы сможете вечером, когда с трассы люди вернутся.
— А когда работу заканчиваете?
— Когда стемнеет и ничего не видно, — ответил Аслан.
— Выходные бывают?
— Один в месяц. Да и тот на баню уходит.
Начальник посмотрел на бобкаря. Тот молча кивнул
и нахмурил брови.
Борис Павлович ничего не сказал. Лишь глянул на чемоданы, сиротливо жавшиеся к стене, попросил коротко:
— Забросьте в кузов, ребята. А в зоне сдайте начальнику охраны…
Бобкарь ухватил чемоданы поувесистее, вышел из квартиры.
Следом — Аслан, не решившийся подать руку, воспользовавшись ситуацией. Он поблагодарил за все сдержанным кивком, заодно и попрощался с человеком.
Кто знает, как сложатся их взаимоотношения завтра. Но далеко заходить в них не стоит никому. Это Аслан понимал хорошо. Знал, что обычное приветствие кивком в зоне может навлечь подозрение в стукачестве. Такой славы не приведи Бог никому.
Аслан вернулся в зону под вечер. Сдал чемоданы. И, отогнав машину в гараж, улегся спать.
Сегодня он был на воле. Совсем свободным. Без конвоя и охраны. И все ж… Вернулся. Сам. Гнал машину без передышки. Ведь мог заскочить в гастроном. Купить склянку. Раздавить ее, заев чем-нибудь дежурным. Ну что такое бутылка водки для Аслана? Капля воды в песок. А все ж не рискнул. Хотя не без денег. В кармане полусотенная. И ни один продавец не отказал бы. И ни один охранник не пронюхал бы. Но почему не купил? Не воспользовался случаем, подаренным судьбой? Ведь он может не повториться до самого освобождения.
Аслан устал от этого рейса куда как сильнее, чем после целого дня работы на трассе. Там человек осознавал свое положение. Здесь — совсем другое… Перебороть самого себя всегда нелегко. Трудно не поддаться соблазну и оказаться в собственных глазах наивным простаком.
Аслан ругал себя и тут же успокаивал. А вскоре заснул тяжелым сном.
Проснулся он от крика. В бараке вернувшиеся с работы работяги всем скопом навалились на суку. Тот всех удивлять начал в последние дни. А все началось после того, как к нему на свиданье приехала жена.
Пробыл он с нею три дня. И с тех пор на каждом шагу мерещился ему ее голос. Внезапно он выскакивал из строя и бежал к проволоке с криком:
— Я здесь! Я сейчас!..
То слышались ему голоса детей. Нет, не отдаленно. Въявь. Он оглядывался, вздрагивал. Просыпался среди ночи, выходил из барака в нательном белье, отвечал охране, что ищет жену, что она здесь и зовет его, пусть они выпустят ее к нему. Не прячут. Он все разно найдет ее.