Чинарь вздрогнул. Поплелся побитой собакой. А ночью, плача сонно, проболтался о последнем дне, отпущенном ему фартовыми.
Всего три дня дали они ему на убийство начальника зоны. Два из них уже прошли.
Утром, когда Аслан пришел в гараж, Чинарь уже возился у своей машины. Чистил, смазывал, заправлял.
Аслан промыл масляный фильтр своего самосвала, из-за которого вчера немало пережил. Завел машину, сел и увидел начальника зоны.
Он торопливо шел к полуторке.
Аслан сбавил газ. Мелькнула мысль предупредить… Но он тут же откинул ее, вспомнив, что сразу станет стукачом. И снова, словно наяву, увидел, как разделываются фартовые с суками. Мороз от пяток до макушки продрал.
«Только не это…»
Не боли, не мук боялся, а позора. Клейма на имени… Его-то, чистое имя, на родине Аслана больше жизни берегут.
«Не будь он начальником зоны — секунды бы не раздумывал. Сам за него фартовым в глотки вцепился бы. Не посмотрел бы, что их много. А тут… Не просто человек. Гражданин начальник… Трус ты, — поднимался откуда-то изнутри укоряющий голос. — Вступиться за начальника не хочешь? А ведь он тебя в своем доме не как зэка, как человека принял. Без оглядки на свое начальство. Ты бы не рискнул… А ведь по обычаю твоего народа, преломив хлеб с человеком, обязан его защитить. Иль сделаешь вид, что не знал? Прикинешься?» — шептал внутренний голос. Аслан противился ему.
Мысленно он прикинул, куда может податься сегодня начальник зоны.
Конечно, где дела плохо идут. Значит, к «жирным». У них всегда непруха.
Хотя он там был несколько раз. И недавно, дня два назад. Значит, к идейным поедет. Ведь знал, что к реабилитации готовит. Может, туда? И вдруг вспомнилось, как ночью Чинарь бормотал про Волчью падь.
Что бы это значило? Волчья падь. Там прокладывает последние сотни метров сбродная бригада. Так ее окрестили в зоне за то, что собрался в ней всякий случайный люд. Спекулянты, бродяги, мелкое жулье да зеленые пацаны — за незрелое сознание. Кто-то из них за анекдоты, слухи попал сюда. Сроки у всех приличные. Не меньше восьми лет. Все злые, меж собой как кошка с собакой — ладу не найдут.
Видимо, убив Упрямцева, подкинет под бок этой бригаде труп. Они друг друга и без подозрений утопить готовы. На них и свалят смерть начальника. Видно, фартовые долго не думали над выбором. И места там глухие, коварные. Куда ни глянь — обрывы, распадки, ущелья… Там сама местность будто для зла создана.
Аслан сегодня должен возить щебенку идейным. Мимо Волчьей пади будет проезжать. Но Чинарь попытается убить Упрямцева не на дороге. Где-нибудь в распадке, ущелье. Сзади подойдет. Подкрадется.
Аслан сгрузил щебенку у идейных и, лихо развернувшись, повел машину в обратный путь.
Заиндевелые деревца на склонах гор подрагивали от холода, стряхивая с обмороженных пальцев-веток хлопья снега. В солнечном свете снег горел, искрился, отливал всеми цветами радуги.
Колыма, когда хотела, тоже умела быть неотразимой.
Блестки снега падали с гор на трассу, словно наряжая ее для неведомого праздника.
Снежинки зажигались звездами на продрогшей земле. Гасли. Как жизни зэков здесь, на Колыме.
Аслану казалось, что он слышит тихую мелодию гор и снега, белую-белую, как вечность.
Прикорнула березка на скале. Заспалась… А теперь, услышав шум мотора, встряхнулась. Любопытную головенку от снежной шапки отряхивает. Проспала рассвет, восход солнца. Надо торопиться, порадоваться короткому колымскому дню. Умение радоваться — это уже счастье…
Гудела машина, подминали снежные звезды колеса и оставляли на снегу загадочный узор протекторов.
Громыхая, мчался самосвал по серпантину Волчьей пади.
Тихо вокруг. Так тихо бывает лишь на погосте и на Колыме.
Но что это? Странный крик в распадке. А вокруг ни следа жизни. Остановил шофер машину. Став на подножку, оглядел замершие горы. И внезапно взгляд его уперся в скалу, нависшую над гулкой пропастью.
Там, прижавшись к скале бортом, спряталась полуторка. Ее едва видно. А рядом — двое. Без шапок, растрепанные, разъяренные, как звери, дерутся люди.
Аслан узнал их. И включив газ, осторожно, бесшумно, подъехал к ним. Они и не заметили его появления.
Упрямцев оказался крепким орешком для Чинаря. Видимо, не решился убить его в кабине. Ведь осталась бы кровь. А это улика. Решил здесь прикончить, без следов. Рассвирепевшим зверем бросается со всех сторон. Натыкается на удары кулака. Отлетает, отскакивает и снова бросается. Выматывает силы.