Еще вешка. Аслан провалился в сугроб по пояс. «За что это я зацепился плечом?» — оглянулся он назад.
Волк отскочил. В глазах голодная тоска. Пасть сводит от запаха добычи. Но как ее взять?
Аслан схватил ручку покрепче.
«Кто кем согреется, еще посмотрим», — подумал, искоса наблюдая за зверем.
Волк не заставил себя просить. Едва человек уселся на сугроб, кинулся на шею. Но удар по голове отбросил вниз, под сугроб, смял и напугал зверя. Волк облизал леденеющий нос, жадно обнюхал следы человека и, увидев, что тот уже скрылся за снежной пеленой, потрусил вдогонку, припав носом к снегу. Не потерять бы этот след в этой круговерти, где не только человеку, зверю жизнь не мила.
Может, выдохнется, устанет, упадет, тогда не поможет ему железная рука, — крался волк тенью.
Аслан слышал от зэков, что в волчьей стае самый голодный — волок. На нем, его удаче держится стая. И пока она сыта — жив вожак. Он кормит стаю, загоняя для нее добычу. Он настигает и задирает ее. А жрет ее — стая. Вожаку достаются лишь крохи. Потому что сытый вожак — не охотник. Чтобы быть вожаком, надо дружить с голодом.
Когда стая разобьется на пары, лишь последним покидает ее вожак, отняв у волков самую молодую и красивую волчицу. Потому что он — вожак. Он завоюет ее клыками. А потом, уведя в снега, сделает матерью своих волчат. Вскоре она прогонит его. Став матерью, забудет волка. Лишь некоторые, старые, растят волчат вместе.
«А может, этот — одиночка. Такие тоже случаются в стаях. По старости не досталось волчицы. Не решилась с ним уйти в снега ни одна из соплеменниц. И теперь он голодный, без логова и подруги, стал сущим наказанием всему живому? От него, покуда жив, не отвяжешься, Либо я, либо он не должен пережить эту пургу», — остановился Аслан перевести дух и почувствовал, как волчья морда ткнулась в сапог.
«Разлука» сверкнула в пурге, но зверь снова успел отскочить.
«Сколько же еще идти до участка!» — подумал Аслан, пытаясь разглядеть местность. Но за снежной бурей едва различил соломенную голову вешки.
Немело от холода тело, ноги с трудом ступали по снегу. Дойти бы…
Даже зверь устал от погони. След начал терять. Человеку, если хочет выжить, уставать нельзя.
Попробуй расслабиться! Колыма за это многих наказала. Если не хватит сил — умирай на ходу. Но пока дышишь — иди…
Пурга вышибала слезы из глаз, захлестывала дыхание, морозила, леденила человека. Но он шел настырно, по-бычьи угнув голову, напролом: отступать, возвращаться некуда. Жизнь — это то, что впереди.
Зверь со стоном, задыхаясь, плелся сзади. Как тень, как смерть, караулил.
Может, и присел бы передохнуть, — силы оставляли. Но волк не давал. Карауля гибель, заставлял жить.
Аслан нащупал вешку и вдруг сквозь свист пурги услышал человечьи голоса.
Кто они? На кого набрел — неважно. Люди. В пурге всяк беспомощен. Беда, непогодь и голод — всех сближают и примиряют.
Человек рванулся вперед. Жизнь! Но как больно прокололо бедро. Невозможно вырвать ногу из снега. Это волк…
Отчаянье толкнуло зверя на последний бросок. Человек услышал голоса. Обрадовался, а значит, расслабился. В этом — единственный и последний шанс. Иначе уйдет добыча — в свою стаю. Ее в одиночку не осилить. Люди, как и звери, выживают, когда их много. Тогда они сильны. А сейчас… Льется кровь в пасть по клыкам. Теплая. Сама жизнь… Зверь замер на секунду. Ради нее он плелся за человеком так трудно и долго. Но не зря. Свое не упустил…
Ручка опустилась мгновенно. Меж глаз. Из них — снопы звезд посыпались. И погасли.
Зверь ткнулся мордой в снег, повалился на бок.
Аслан закричал, оглушая пургу. Нога отказала. Вскоре к нему подбежали охранники. Взяли на руки, вынесли из сугроба. И он оказался в прокуренной палатке, которую охранники, по приказу нового начальника зоны, всегда брали с собой на случай пурги.
В палатке мужики роились вокруг печурки. И хотя брезентовое укрытие вздувалось пузырем, внизу держалось тепло.
— Принимай гостя с подарком, — смеялся охранник, положив убитого волка у входа в палатку.
— Эй, мужики, Аслану волк бедро порвал! Давай кто-нибудь рубаху почище!
— Ты пешком? А где машина? — склонился Илья Иванович к Аслану.
— На трассе. Застрял.
— Да погоди ты с тряпками. Промыть надо. Давай, Аслан, побрызгай на лоскут, — теребил Кила.
Вскоре ногу перевязали. Усадили Аслана к печке, дали чаю из общей кружки. И человек, успокоившись среди своих, начал согреваться.
Ломило ноги, руки; оживало, теплело лицо. Чьи-то руки подали ему вторую кружку чая, Аслан пил, не ощущая вкуса, торопливо глотая блаженное тепло.