Он смотрел в огонь не отрываясь. Слушал его разноголосую песню жизни.
— Поешь, — протянули руки кусок черствого, самого вкусного на свете хлеба. Аслан взял его в ладони, долго нюхал. Сказка иль явь? Если хлеб не сон, значит, жив.
Аслан ел неторопливо. Знал, больше не дадут. А ведь он с самого утра ничего не ел. И когда теперь доведется? Ведь кто-то отдал ему свое — последнее. За что? Да разве об этом говорят здесь? Сегодня ему помогли. А завтра, быть может, Аслану придется отдать последнее. Кому? Такому, как сам.
Стонет пурга за палаткой. Ревет и воет зима колымская. Кого спасает, кого хоронит, кого оплакивает.
Охранники пьют чай из одной кружки с зэками, делят поровну каждую затяжку папиросы.
Теперь бы выжить…
Бригада Килы вперемежку с фартовыми, сидят, теплом дыханий и плеч согреваются. Переговариваются тихо, почти шепотом:
— Да если бы бугор не заелся с начальником, дотянул бы свою ходку здесь без булды.
— Дурак он у вас был. Вот наш Кила со всеми умеет ладить. Даром что ущербный и грамоты не шибко, зато ума — палата. И мы с ним спокойно дышим.
— Да говорили мы бугру — не бычкуй. Лом хреном не перешибешь. Уступи. Да куда там! Думал, если Чинарь пришьет начальника — прежнего вернут. Либо испугаются его. На разборку запросятся…
— Мне сдается, что их увезли на «вышку». Всех. Видно, Чинарь начальнику раскололся. Иначе с чего так-то? Сразу после Чинаря?
— Если б в расход их списали, так мороки не было бы. Вывели бы на марь, из автоматов покосили бы. И не надо приезжих охранников и машины. Свои за пять минут управились бы.
— То раньше. Теперь в открытую не косят.
— Почему? Еще как, чтоб другим неповадно было.
— Ну что болтаешь? Без следствия не стреляли.
— Иди ты со своим следствием знаешь куда? То-то оно работает, что в бараке с десяток знают, за что осуждены, а сотня — понятия не имеет.
— Помолчите вы, трепачи. Чего разгалделись? — осек мужиков, своих и чужих, Илья Иванович.
— А чё, я не ботаю лишнего, — отвернулся фартовый и подвинулся в угол, давая место Илье Ивановичу.
— У нас полбарака «ни за чё», тоже язык вперед ума высовывали. Теперь вот парятся. Вам хоть не обидно, знаете за что. А будешь болтать, к твоей воровской еще хвост пришьют лет на десять. Тогда ты в зад свой брехун рад будешь всунуть, — оборвал бригадир.
— А как ты думаешь, Чинаря начальник из нагана размазал?
— Хоть жопой, мне какое дело? Влип дурак к бугру в лапы. Тот и рад. Теперь Чинаря нет, а и бугра не станет.
— Общак, падла, весь сгреб. Нам ни хрена не оставил.
— Пусть задавится. Обшмонают и заберет охрана, — говорили меж собой фартовые, уверенные, что их никто не слушает.
В палатке не протолкнуться. И все ж Аслана никто не тревожил. Он, полулежа, коротал время. Ждал, когда закончится ненастье.
Пурга улеглась на третью ночь. И люди сразу ожили, засуетились.
Весь день пробивал дорогу к участкам вспотевший от непосильной нагрузки «Натик». И едва его голос услышали зэки, закричали, ожили, заулыбались.
Боль отпустила и Аслана. Прихватив с собой волчью шкуру, он вскоре подъехал к машине. Натопил из снега воду, залил радиатор и только завел машину, услышал:
— Здравствуй, Аслан.
Упрямцев подъехал с первой машиной. Не спал. Лицо осунулось. Спросил коротко:
— В бригаде пурговал?
— Там. Только вот подъехал.
— Все живы? Все в порядке? — дрогнул неуверенностью голос человека.
— Полный ажур. Но если б не палатка, передохли б до единого, — признал шофер и добавил: — Одно худо, жратвы не было.
Начальник зоны отправил машину в бригаду, приказав шоферу забрать с участка всех до единого и сразу — в зону, в столовую. Сам остался с Асланом.
Шофер плечами передернул. Увидят зэки из машины, сразу в стукачи определят. Потом открутись, попробуй, докажи обратное.
Борис Павлович заметил раздражение. Спросил о причине. Аслан не стал ее скрывать.
— Почему же тогда Чинаря не испугался? — спросил вприщур.
— Когда чужую жизнь спасаешь, о своих заботах не думаешь. Сейчас вам, гражданин начальник, ничто не угрожает. А ваша прихоть для меня сплетней может обернуться. У нас все просто: либо сука, либо свой.
Упрямцев сел в кабину и сказал требовательно:
— Поехали в зону. Опередим людей.
Самосвал, как застоявшийся конь, резво бежал по расчищенной трассе.
— Скажите, куда фартовых увезли? — не выдержал Аслан.
— В Воркуту должны были их перебросить. Да вот погода… Не знаю, успели их в Магадан увезти или нет. Пурга могла застать в пути. На хвосте повисла. А у них, кроме сухого пайка, еды в запасе не было. И ничего мне не сообщили пока.