— А где они? Беглецы? — спросил охранник.
— Там, внизу, все трое. Теперь не уйдут. Завтра в зону надо сообщить, пусть родным напишут.
Охранники тихо переговаривались, кутаясь в шинели, подживляли пламя костра. Спать им расхотелось. А зэки видели уже десятый сон.
Не спал лишь Аслан. Доняли, извели человека ноги. Разламывающая боль прогнала сон. Он лежал, стиснув зубы, боясь пошевелиться, потому что, плотно прижавшись спиной к боку, спал Кила.
Аслан невольно услышал разговор охранников, узнал подробности погони.
Уверенные в том, что все зэка уснули, охранники разговаривали громко, не таясь:
— Зачем всех троих убили, ведь вооружен-то был один? Его бы пристрелили, а тех — в зону к Упрямцеву. Пусть бы сам кумекал, как с ними развязаться. А то теперь скажет, что конвоировать не хотели, — говорил охранник, остававшийся у костра.
— Ты, Валерка, как с Луны свалился. Сам бы побегал за ними по горам, тогда бы и болтал. Храбрец нашелся. Эти невооруженные так камнями нас гладили, что небо с овчинку казалось. Старшему — по макушке. Чуть встал. Мне — по плечу. Олегу — в лицо. Вся морда синяя. Собаке — по спине. Та взвыла и не могла бежать. А без собаки ночью каково? Они за выступы, в расщелины прятались, а мы — на открытом месте. Как вши на лбу. Так что при оказании сопротивления, после предупреждения о применении оружия. Все — по уставу. Хорошо, что далеко уйти не успели. Ведь они могли и на других участках трассы на охрану напасть. Чтобы оружие добыть и харчи.
— Как же с Семушкиным теперь будем? В зону надо везти. Хоронить. Жаль его. Говорил, что невеста есть. А из родни — одна мать…
— Знаю. Но ведь и я, и ты на его месте могли оказаться. Не повезло ему. В таких войсках служим. Я вот тоже мечтал в Морфлот. Да ростом не вышел, не взяли. Сказали — баранов не берем. С твоим ростом и весом в Морфлоте делать нечего.
— А за меня батя просил военкома, чтоб в погранвойска направили. Обещали. Да не вышло. Теперь вот охраняю всякую шваль. Перестрелял бы всех до единого. Глаза бы мои их не видели.
— Не быкуй. Не все такие, — перебил Валерий.
— У нас ни за что не посадят. Я не верю, что средь них есть невиновные. Ты на их рыла глянь. Хуже зверей. Таких на свободу без конвоя нельзя. Даже к собаке без намордника подпустить боязно, ну овчарка, они ее сожрут, с костями вместе. О людях и говорить не надо. Ты б видел, как тот, что стрелял в Карташова, по горам скакал. Собака не могла догнать. А на трассе дохлой мухой прикидывался. Геморройным. А тут что козел. С третьей попытки его уложили. Так когда к нему подошли, он еще живой был, руками шевелить не мог, так мне в рожу, гад, плюнул. Легавым назвал.
— А те двое? Их ты снял?
— Нет. Ребята. Я промазал.
— Завтра всех в зону надо отвезти.
— Почему всех? Семушкина. А этих закопают зэки и все. Возиться еще будем с ними! Кому они нужны? Их на воле хоронить нельзя. В зоне даже зэки их не признали. Близко не подпускали к себе.
— Да, что-то в этом есть. Хоть и сами не без горбов, но не вовсе души потеряли. За позор сочли в барак принять.
— Насильников, ты же знаешь, на всех этапах «петушат», во всех зонах. Чаще — до смерти. Но Упрямцев говорит, что он такое в своей зоне запретит под страхом дополнительного срока.
— Ни хрена у него не выйдет. Обиженный со страху промолчит, а козел не расколется, — встрял в разговор старший охраны. И, подвинувшись ближе к огню, сказал — Каждого пидора мы не станем охранять. Дерут их зэки и правильно. Я им за такое по бутылке выставлял бы. А козлов в расход, и рука не дрогнула бы.
— Давно вы в зонах? — спросил его Валерий.
— Скоро на пенсию. Всякого насмотрелся. Особо тут, на северах… Сегодня мне дают зэка под строгий надзор, завтра — его с цветами забирают. А случалось, приезжают освободить, а зэк — с год как окочурился.
— А зачем сажали?
— Черт их знает. Калечат людям жизни. А потом мы во всем останемся виноваты. Кто ж еще? Ведь в нашей зоне умер. А по мне, так кроме убийц и насильников, всех бы через год из зоны метлой выгонял. Пусть на воле вкалывают. Человеку, коль сердце в нем есть, года хватит, чтоб опомниться, понять. А коли все потеряно, так хоть до смерти держи — негодяем сдохнет.
— Может, это и верно, — вздохнул кто-то из охранников.
— У меня в Воркуте был случай. Конвоировал я зэков. Махровых ворюг. Глаз с них не спускал всю дорогу. А когда в зону приехали, двое словно испарились. Из спецмашины. Год их искали. Накрыли в Свердловске. Они с этапа опять сбежали. Через два года поймали. В наручниках везли, они — слиняли. Через три месяца опять поймали, едва не сбежали. Во фокусники-умельцы. На все руки мастера. И смелые мужчины. Гады! Но нельзя не удивляться им, — говорил старший.