Аслана оторвал от лома дикий крик бригадира идейных. Ему киркой раскроили живот.
То ли было бы, не вмешайся работяги. Аслан схватил замахнувшегося ломом фартового. Тот собирался размазать старика профессора, который назвал фартовых амебами. Воры, решив, что старик обматерил их по-научному, вздумали разделаться. Но прихваченный железной рукой Аслана фартовый скрючился от боли, выронил лом.
— Ты что натворил, падла?! — рычал Аслан багровея, тряся вора так, что у него глаза из орбит полезли. — Назад, падлюки! Кто слово вякнет — вот этого слизняка на глазах у вас замокрю! — орал Аслан.
Подоспевшая охрана уложила фартовых на землю по команде и предупредительными, в воздух, выстрелами. Вырвала зачинщиков свары. И всех троих увела на вершину скалы. Там молодые охранники связали фартовых. До прихода дежурной машины запретили к ним подходить.
Когда о случившемся узнал начальник зоны, он объявил фартовым, что все они будут работать целый год без зачетов. А зачинщиков, с дополнительными десятью годами каждому, отправил в Воркуту.
Аслана после случившегося скинули с бригадирства, а на его место назначили сахалинского зэка, отбывавшего в Магадане третью ходку.
Егор. Так того назвали при крещении. Так его звали до десяти лет. Потом жизнь закрутилась колесом. Исковеркав имя на множество кликух. Половину перезабыл. Последняя — Сыч, нравилась больше других. Но должность бригадира и кликуха никак не роднились в его восприятии. И хотя к его кличке зэки давно привыкли, потребовал называть себя по имени. Крещеному, человеческому. Ведь в начальство выбился, как никак, А значит, уважать положено.
Теперь он сидел у костра на самом видном и теплом месте. И после ужина рассказывал зэкам о своих приключениях. А их у него за жизнь набралось столько, сколько наметает пурга сугробов на Колыме зимою. И слушать их любили зэки, охранники и даже собака, охранявшая всех одинаково.
Сыч, получив бригадирство над фартовыми, теперь и с охраной держался увереннее. Но та всегда была начеку. Для нее зэк оставался зэком, какую бы работу он ни выполнял.
Аслан остался бригадиром у работяг и был очень доволен этим. Со своими — полусотней, попробуй управиться, уложиться в норму! Ведь если бригада не даст выработку, то Аслан не получит в конце месяца десять дней бригадирского зачета. А их за год вон сколько набегает!
А сколько времени и сил отнимала эта работа, знали лишь бригадиры!
Вот и сегодня рубит породу Сенька, в зоне его Бугаем прозвали. Рыжий громадный парень. Таких на старых картинках богатырями рисовали. Лом в его руках то кабардинскую кафу, то барыню, то гопак выбивает. Силища у него одного — за десять медведей. В зону загремел за чудное. По пьяной лавке на памятник помочился средь бела дня. Ночью оно, может, и не увидели бы. Или штрафом наказали б. Тут же пятнадцать лет и без разговора в Магадан.
Говорит, что теперь всю жизнь брюки без гульфиков носить будет. Чтоб, коли приспичит, у памятника, присев, незамеченным остаться. Так и считает, что гульфик в его беде виноват.
С Асланом он уже третий год в одном бараке, в одной бригаде. Ему ни разу никто не помогал дотягивать норму. Он слабаков на буксир брал. Никого в зоне словом не обидел. Но ни реабилитации, ни амнистия не коснулись его. Ни один самородок не подкинула Сеньке под руки иль ноги Колыма.
Такому на воле избы строить бы, с косой — в ржаное поле иль на луг. А он за проволокой, под охраной. Обидно. Невеста уже не дождалась, замуж вышла. Погоревал парняга, да недолго. Невеста будет, лишь бы голову отсюда унести на плечах. Да душу не потерять.
«Вот бы его судьба пожалела! За что мается человек?» — жалел его Аслан молча.
Сенька крошил скалу размеренно. Словно ножом отрезал глыбу за глыбой. Даже охрана любовалась его работой, никогда не кричала, не подгоняла его. Фартовые и те обходили Бугая стороной. Но судьба и его не обошла Колымой.
Зэки… Среди них были всякие. Роднила их всех одна трасса, одна нелегкая судьба.
Аслан в этом году и не заметил, как пришло лето. Здесь, в горах, всегда было холодно и ветрено. О летнем тепле скалы, горы знали по пенью птиц, по расцветшей зелени в ущельях и распадках. Но зэки, не ощущая тепла, не верили в лето. Внизу, на болоте, о нем хоть ягода напоминала.
Здесь, на перевале, прокладывать трассу было много сложнее. Объезды, подъезды вплотную к скалам, на случай встречного транспорта, широкие обгонные площадки. Трасса строилась по карте-миллиметровке, на которой были указаны все параметры.
Срезались выступы для лучшего обзора в пургу. Ставились дорожные указатели основательно, надолго.