Аслан задержался в прихожей одной из квартир.
Трехкомнатная. С окнами на трассу, на лес. Кто-то обживать ее будет. Расположится, займет свое место на кухне хозяйка. Начнет готовить завтраки, обеды. Зазвенит в комнатах детский смех…
И не поверит ребенок, взрослея, что его дом, квартиру, строили для него зэки. Он никогда не увидит и не узнает их. Так же, как и работяги не увидят жильцов дома. Хотя нет. Пятеро, возможно, узнают. Вон Сыч — уже облюбовал себе квартиру на втором этаже. В ней все окна на восток — на горы смотрят. Солнце встречать станут. Достанется ли она ему? Начальство говорит, что желающих обживать этот поселок больше, чем нужно. Сыч, как услышал такое, враз позеленел.
Но Аслан его вмиг успокоил, сказав по-свойски просто и доходчиво:
— Туфту лепит начальство. Не верь. Кто поедет в поселок, покуда нет магазина, детсадов и школы? А, главное, где люди эти работать станут? До Магадана ехать — полдня. Да оттуда столько же. А работать когда? Пошевели сам мозгами. Без денег не проживешь. Их даром не дадут. Так что до заселения еще не один месяц пройдет. Ты за это время и освободишься, и приживешься. И соседей долго ожидать придется.
Вечером Сыч не выдержал и, подсев к старшему охраннику, привел все доводы Аслана. Спросил:
— Я-то без работы не останусь. А вот насчет Магадана
— верно. Без него нельзя. И детям без школы… Так как это все в поселке обустроится?
— Магазин здесь намечено открыть на первом этаже жилого дома. В одном крыле — харчи, в другое — барахло всякое и для дома, для хозяйства товары. Иль не приметили, что там ни ванн, ни кухонь нет? И площадь поделена передвижными перегородками. А уже витрины, полки — пусть сами делают. Это нам в работу не заказано. Да и что я? Завтра мастер приедет, предварительно осмотрит объекты. Он все скажет.
— А чем здесь люди заниматься будут? Где начнут работать? — не унимались зэки.
— В поселке этом сплошная интеллигенция жить станет. Геологи, еще эти, что погоду узнают, охотоведы, которые за колымским пушняком следят. Короче, норковые фермы тут будут. Зверей в домашних условиях станут разводить. На пятьдесят тысяч норок в год. Вот что тут будет, — вытер вспотевший лоб охранник и добавил: — А если дело хорошо пойдет, на будущий год фермы те расширят вдвое. Так что без дела никто не останется.
— Зверей разводить! Вот чудно! Да их тут этих норок диких полно. На петли ловить можно сколько хочешь. Лучше б они людей поберегли. В эдаком морозе жить станут. На кой те норки нужны? — не выдержал один из зэков.
— Пушняк — это валюта. Понял? Его продадут буржуям и на их деньги что-то нужное купят, — встрял орловский работяга.
— А я бы здесь теплицы поставил. Огурцы и помидоры выращивал бы, — мечтательно проговорил кто-то из харьковских.
— Ага! А потом по червонцу за штуку сдирал бы с людей!
— Не за штуку. За кило!
— Ох, гад! Да ты через год жирным станешь! — позавидовал Сыч.
— Не мне, тебе здесь жить, вот и подсказываю. Мотай на ус. Теплицы расходов почти не требуют, а доход от них самый верный.
— Верней нет, как на звероферме работать! Послушай меня, Сыч! Заработки всегда хорошие. От доходов. Ну, а работы немного. Норка что есть? Сущий зверь. Не доится и не несет яйца. Только жрет и срет. Соображай, значит. Кормить и клетки чистить. А кормят — рыбой. Ты ей сунул одну, что побольше. И на неделю забудь о ней. Спи, гуляй, что хочешь делай. Зарплата идет.
— Не знаешь, не транди, — оборвал Сыч орловского мужика и сказал: — Вот я в Анадыре был. Там оленей пасут чукчи. И то, знаешь, сколько мороки! А если норка за валюту продается, значит, уход за ней — как за бабой нужен. Чтоб все вовремя. Чтоб ни в чем нужды и отказа не знала. Иначе запаршивеет. Верно говорю, Аслан?
— У тебя опыт есть. Чего меня спрашиваешь? Когда я женюсь, твой совет не потребуется.
— А что, мужики? Может, и мне тут остаться? На звероферме! Главным зверем! Все норки мои будут! Черт побери! Нехай мне по поллитре и по рыбине выдают. Ну и краюху хлеба на день. Я им тут наведу шороху! — хохотал Сенька, разгребая почерневшей пятерней золотистые крутые кудри.
— Ты из непородистых. Не возьмут тебя сюда. Нет в тебе культурного обращения, — смеялся горьковский Митрич.
Завтра снова работяги возьмутся за дело с утра. Ведь выжили, пересилили болезнь. Построили дома назло помехам и срокам. Осталось немного. Малярки вот в этом, втором доме. Сегодня установили печки-бочки, расстелили тюфяки на первом этаже и вечером, едва стемнело, решили перевести дух. Мужики разговорились.