— A-а, думайте, что хотите. Одно говорю — не убивал я. Не виноват. Не нужно мне ваше досрочное. Особо теперь, когда до выхода немного осталось. А дело мне не клейте. Я в медчасти никогда не был. Не знаю, как туда дверь открывается.
— Помимо двери, там окна имеются.
— Вот вы этим и займитесь. Да только помните: что на воле, что на Колыме, убивают не без причины. У меня ее не было. А остальное — сами обдумывайте, — встал бригадир с подоконника и направился к выходу.
На душе у него было тяжело. Нашлась разгадка, почему до сих пор в неволе! Но появилась новая тайна. Ее самому не раскрыть, не внести ясность и, видно, никогда не очиститься от подозрений Упрямцева.
Бригадир открывал двери, показывал квартиры. Но между ним и начальником зоны осталось — словно лезвие ножа — недоверие.
— Ну, что ж, этот дом почти готов. Можно его сдавать. Доведите второй до ума. Но тоже — на совесть. Чтоб самим не краснеть. Ну, а третий когда сдадите — распрощаемся с вами, Аслан. Скажу прямо, пока нет ясности, тяжесть на душе останется, — вздохнул начальник зоны и, выйдя на лестничный марш, быстро сбежал вниз по ступеням. Пока Аслан спустился, машина Упрямцева уже была далеко от домов, возвращалась в зону.
Бригадир вернулся в дом, где зэки, устав его ждать, уснули накрепко.
Лишь двое фартовых сидели у печки, обсуждая свои дела. Увидев Аслана, заметили перемену настроения. Поняли по-своему:
— Мозги сушило начальству? Хвосты искало? — посочувствовали дружно.
— Да ну его, — отмахнулся Аслан и сказал, что второй дом велено закончить за неделю.
— Ишь, шустрый какой! Четыре этажа за неделю!
— Да не кипешись, успеем. Это ж не на трассе. Хоть тоже не в кайф, но терпимо, — отозвался второй.
Аслан решил со временем понемногу выведать, знают ли они что-нибудь о смерти повара и врача. Но не теперь, после приезда начальника зоны, чтоб не заподозрили подвоха.
Как-то через два дня, оставшись наедине с фартовыми, закинул:
— Вот гад, обидно! Окочурился наш повар, так и не вернул мне должок! Две пачки чаю, змей, обещался. Стольник взял. Да так и присохли мои башли к его заднице.
— Жмурам прощать надо. Не тебе одному он задолжал, — ответил один из фартовых.
— За то и сдох, что много брал, — вякнул другой.
— Прорва ненасытная! Сам воровал, радовался. А чуть фартовые со склада чай потянули, вмиг начальнику заложил всех, падла, — сплюнул самый старый из законников по кличке Могила.
— Слава Богу! А я думал, что он сам сдох! — обрадовался Аслан.
— Конечно сам. Долги поперек глотки стали, — словно обрубил всех ростовский вор Пустышка.
— О, черт! А жаль, — вздохнул Аслан, не оглядываясь на фартовых. И продолжал белить стену.
— Стукач он был, сукин сын. Даже заначку указал. А все потому, что украв, у него просить перестали.
— Да не темни. Должок требовали. Только он, курва, когда его прижали, засветил нас. Башли отдавать не хотел.
— Не в башлях навар. Он, лярва, за счет нас хотел с начальником зоны скентоваться. Если б не он — фартовые не накрылись бы на трассе. А все он, да тот, подлюга, клистоправ проклятый. Башли взял. Обещался списать двоих законных. А сам — хвост дудкой. Падла! Двадцать кусков сожрал и не подавился, — бурчал Могила.
— Да за такое задавить мало! — поддержал Аслан.
— Зачем давить, сами сдохли. У фортуны ведь глаза марлей завязаны. Она через эту марлю все видит. Знает, кого метит, — сказал одессит.
Аслан не поддержал тему. Но фартовым будто соль на душу попала. Вспомнили всяк свои обиды.
— Я к нему пришел зуб выдернуть. Он снял. Да только не больной, а рядом, на котором коронка из рыжухи была. Прижопил коронку, падла.
— А мне обещал диету, когда язва доконала. Да много захотел. Я чуть не загнулся на баланде.
— Зато Слону сделал, как обещал.
— Попробовал бы не сделать! Тот из него дух выпустил бы вмиг, — рассмеялся Могила.
— А тебе чахотку за сколько обещал сделать?
— За пять кусков, — бухнул Верзила.
— Чего не дал?
— Тогда б Слону не хватило.
— Как не хватило, если общак имелся?
— Общак не для того у нас был, — обрубил Пустышка.
— Да кончай базлать. Чего в пустой след пердеть? Нет их. Жмуры. Не с кого спросить, — прервал разговор ростовский законник.
Еще через два дня, оставшись наедине с Могилой в квартире второго этажа, Аслан сказал шепотом:
— Знаешь, я слышал в зоне, вроде и повара и врача замокрили в больничке.
— Тоже мне новость сказал. Да я о том знал, когда они еще живы были, что их это ожидает. А как ты думаешь, с законниками безнаказанно можно мухлевать? Хитрей всех хотели быть фрайера. Да забыли, что на всякую хитрую жопу есть хрен с винтом. Напросились и получили свою дозу. Ты свой мужик, потому и говорю. Фартовые тебя уважают. И те, что загнулись, хреново про тебя не трехали.