-- Короче, так... Только ты ешь, а то умрешь... Судя по солнцу, сейчас около полудня. А на часах -
- около трех. Значит, за начало суток они принимают восход солнца. Ну, условно. Это у них подъем,
на работу идут. Иначе не получается. Я за стрелками понаблюдал -- с такой скоростью часовая
сделает за сутки только один оборот. Значит, в сутках десять часов.
-- Как же так? Сутки короче?
-- Ох, ну ты подумай, подумай, -- он чувствовал удовольствие от своего мужского превосходства.
-- Ты же умная. А я пока поем.
Светлана насупилась и, глядя в пространство перед собой, стала сосредоточенно жевать.
Постепенно ее взгляд принял осмысленное выражение, и она, допивая чай, заявила:
-- Очень вкусная колбаса и замечательный чай, давно такого не пила. Наверно, китайский.
Краснов усмехнулся и встал:
-- Спасибо. То есть, аригато. Так, кажется?.. -- Он потянулся и предложил: -- Ты помой посуду, а я
-- полежу.
-- Хорошо. Под краном мыть -- даже интересно.
Он прямо в новой одежде завалился на постель и задремал в ту же секунду. Проснулся от
музыки.
-- Нашла! -- Светлана села рядом, улыбаясь. -- Музыка -- на девятой кнопочке!
Цветные тени метались по экрану, музыка была не такая, как вчера. Более бодрая. Дневная.
-- Ну, что? -- Краснов притянул ее к себе хозяйской рукой. -- С часами разобралась?
-- Васенька, разобралась. В каждом их часе 144 наших минуты. Сейчас вот уже три подходит.
Если взять за ноль наши шесть часов, получится час дня с мелочью. Вот!
Обсыпала рыжей гривой, поцеловала в нос, затискала и отстранилась:
-- Я у тебя умница?
Пришлось признать. Но мужское достоинство требовало возмещения, и повод нашелся.
-- Я больше суток не курил. Там в стеганке была пачка "Беломора" и спички. Ты, когда менялась,
забрала?
Эта рыжая стерва решительно встала и, спортивно-красивая, прошлась перед ним по
бесшумному ковру, как по травке.
-- Вот что, Васенька. Я курево ненавидела всегда, а "Беломор" - в особенности. Так и знай.
Ишь, как заговорила, шалава ссыльная! Быстро забылась... Но он осведомился вежливо:
-- Почему же "Беломор" -- "в особенности"?
Прохаживаясь пред ним, руки в замок, как у певицы, она размеренным, убийственным,
ненавидящим тоном кратко изложила:
-- Мой папа был первый ЗК -- заключенный каналоармеец. Они работали на этой стройке
коммунизма -- строили Беломоро-Балтийский канал. Убежденным анархистом был мой папа. За это
стал пожизненным зеком и канул неведомо в какой канал. Может быть, "Стикс -- Лета"...
-- Это что за стройка? -- Краснов удивился. -- Не слышал...
-- Это, Васенька, все ваше хваленое строительство коммунизма. На человеческих костях.
Можешь меня пристрелить, если ты такой праведник, но больше я... в гробу видала ваше всеобщее
братство!.. Короче, бросай курить "Беломор", вот что.29
-- А чего это ты выкрысилась на советскую власть? -- Краснов был поражен ее агрессивностью и
тут же вспомнил, что подобное уже было, совсем недавно, в ТОЙ еще жизни, когда Кешка притащил
в дом "старателя" со сломанной ногой. -- Я тебя только про курево спросил...
-- А надоело, Вася, -- Светлана остановилась перед ним. -- Я там боялась, а тут мне бояться
надоело, хоть, может, и здесь то же самое... За что столько людей погубили? Я это чувствовала
давно, но с парашютистом все прояснилось. Это все ложь! Брехня!
-- А вот это, -- Краснов обвел рукой комнату, -- тоже брехня?.. Вот ради этого! Вы, дураки,
временные трудности роста не смогли достойно вытерпеть, а на настоящих людей валите. Ты
думаешь, вот это все -- какой ценой? Железная дисциплина, стальная убежденность,
твердокаменная вера! Кто не с нами, тот против нас! И нет, и не может быть другого пути! Спроси вон
у Такэси с Гансом!
Она села перед ним по-турецки и вкладчиво спросила:
-- Только надо не забыть запретить свою историю, вычеркнуть из нее все ужасы, чтобы никто в
светлом будущем не знал, на чьих костях оно построено. Так, Васенька?
-- А хотя бы и так! Если касается счастья ВСЕГО человечества, напрасных жертв быть не может!
Кто дрожит за свою ЛИЧНУЮ шкуру, тот враг прогресса!
-- И враг народа! -- подхватила она с энтузиазмом. И тут же опять стала вкрадчивой. -- А ты не
мог бы мне объяснить? Вот враг народа -- он сам к народу не относится?
-- Конечно, нет! -- Краснов ответил быстро и убежденно, но тут же почувствовал, что его провели.
Глаза Светланы осветились торжеством, и новый вопрос прозвучал:
-- Объясни мне тогда про того парашютиста, про Александра Васильевича. Когда он перестал
относиться к народу: когда фрицам на голову прыгал, "За Родину!" кричал или когда раненый в плен
попал? Или когда подыхать в плену не захотел? Может, когда из концлагеря убегал?
-- Он врет, а ты веришь, -- сказал Краснов.
-- А я - верю, -- она подтвердила кротко и опасно. -- Даже если б не убежал, если б его
американцы освободили -- он же домой пришел, Вася, к вам, сволочам, а вы его... Эх, вы, Родина
называетесь...
-- Это не мы, это ты -- Родина, -- поправил мстительно Краснов. -- Видел, как кланялась,
целовала, шоколадом кормила...
-- Ишь, запомнил, -- она не смутилась. -- Бог приведет -- еще увидишь. Не сомневайся.
Краснов почувствовал, что сейчас будет бить ее новыми ботинками. Не потому что она права, а
потому что переспорила. Женский язык...
-- Как говорил кто-то великий, -- Краснов поднялся на ноги, -- высмеивать глупца, шутить с ослом
и спорить с женщиной -- все то же, что черпать воду решетом... Просто курить охота.
-- Браво! -- Светлана оценила такой выход из боя. -- Бросишь курить -- совсем будешь герой. Как
храбрый Васенька Краснов, капитан НКВД.
Прильнула к нему, напоминая, что ближе друг друга у них нет никого в этом десятичасовом мире.
-- Бывший капитан, -- сказал глухо Краснов. -- Я на карточку назовусь Черновым.
Она чуть помолчала, потом спросила:
-- Зачем же так мрачно? Беловым назовись. Хоть Серовым...
-- От этого лучше не стану.
-- Ну, Васенька, не так уж ты плох.
-- Для тебя.
-- А для меня -- разве мало?
Он понимал, что она утешает. Жалеет побитого. А какого черта? Перед кем, в самом деле, он
виноват? Перед теми врагами народа, из которых ему ПРИКАЗЫВАЛИ -- ради безопасности народа
же! -- выдирать признания любой ценой? Или перед теми, кто потом объявил врагом народа наркома
Ежова? Героя-наркома к стенке, остальных, кто с ним надрывался ночами, -- кого куда... Краснову не
выбраться бы с приисков, если бы не этот тоннель... Это ОНИ все, черт бы их побрал, виноваты
перед НИМ! И для тех и для других старался, не щадил себя... Самое правильное ему название --
пешка в чужой игре. Или еще обиднее, по-зековски -- "шестерка". А кого винить народу? И что такое,
в самом деле, -- народ? Кто это? Кто -- он, кто -- не он? Сейчас еще немного, и придется признать,
что Светка права...
-- Пойду-ка я пройдусь, -- сказал Краснов. -- Может, курить у кого стрельну. А то в сон клонит.
-- Один пойдешь?
-- Да лучше бы...
-- Иди, Вася. -- Смотрела так, будто прощалась. Краснов понял: она думает, что собрался в
тоннель. Скажет или нет? Она сказала: -- Не заблудись. Номер - на двери...
И больше ничего. И опустила голову.
Лилась бодрая приятная музыка, по экрану терминала гуляли цветовые полосы и пятна, будто за
окошком дул ветерок в радостном богатом саду.
-- Я недолго, -- пообещал Краснов.30
Она молча покивала.
-- Запрись. Мало ли что.