после нескольких незначащих фраз относительно связи между скоро- стью ветра и скоростью вагона,
предложил:
-- Давайте обсудим наши дела, пока есть время.
-- Вот это годится, -- Кампай сосредоточился. -- Выяснить надо многое.
Светлана элегантно пожала стегаными ватными плечами и, не в силах оторваться от мелькания
за окном, глубокомысленно сообщила:
-- Быстрей, чем на самолете.
-- Нет, что ты, -- не согласился Иван. -- Самолет намного быстрее.
-- Итак, -- начал Такэси, -- главный вопрос касается безопасности.
-- Чьей? -- уточнил Краснов.
-- И вашей, и нашей. Дело в том, что мы с вами теперь сообщники.
-- Мы-то при чем? -- удивился Краснов. -- Мы вроде гости.
--Вот об этом как раз и надо молчать. Незнание закона не освобождает от ответственности за его
нарушение.
-- Я это знаю, -- перебил Краснов. -- Я имел дело с правоохраной. Но мы у вас вроде
иностранцев, нам полагается скидка.
-- Может, у вас и полагается, -- терпеливо учил Такэси, -- а у нас любой закон для всех одинаков.
-- Ну да, -- Краснов без веры усмехнулся. -- Есть только один незыблемый общественный закон:
законы создаются ради исключений.
-- Ладно, -- Такэси вежливо показал тоном нетерпение, -- не будем отвлекаться на теорию. Давай
верить друг другу, иначе ни о чем не успеем договориться. Идет?
Его тон был так тревожно-настойчив, что у Краснова пропало желание сохранять достоинство
капитана госбезопасности. Пахло спасением шкуры -- этот запах он знал уже десять лет, с тридцать
восьмого, когда юным лейтенантом делал свои первые ошибки.
-- Хорошо, -- Краснов быстро кивнул, -- веди игру.
-- Для простоты, -- предложил Такэси, —- говорить будем только мы с тобой, а остальные будут
подсказывать. Идет?
Все кивнули строго, Светлана -- рассеянно, не отрываясь от окна.
-- Сначала я расскажу о нас, -- сказал Такэси. -- Потом -- ты о вас. Идет?
Краснов кивнул. Ему начинала нравиться хватка Кампая.
-- Староверство у нас запрещено, -- начал Такэси.
-- Не пугай человека, -- возразил Иван.
-- Пугай, не пугай, -- не согласился Такэси, -- а все, что за рамками досуга, у нас практически вне
закона. Вот у вас, Краснов, как со староверством?
-- Было время, -- сказал Краснов, -- притесняли за веру. До самосожжений доходило. Сейчас
староверов у нас в основном не трогают. Свобода совести. Хотя, конечно, есть запрещенные
религии. Подпольные секты. Иеговисты, адвентисты...
-- Да, у вас полегче, -- позавидовал Такэси. -- А у нас... Первый раз попадешься на староверстве -
- месяц без работы. Второй -- три месяца! С третьего раза считают рецидивистом, дают целый год!
-- Как это -- без работы? -- Краснов растерялся.
-- А вот так, -- Такэси говорил веско и горько. -- Тесная одиночка, еда до отвала и больше -- ни-
че-го! Больше десятка упражнений не сделаешь, такая теснота. Притом садят в каком-нибудь
оживленном месте, а окно с односторонней видимостью.
-- Это как?
-- Ты видишь, как люди работают, а они тебя -- нет. За два месяца умом трогались,
представляешь?
-- Нет! -- воскликнул Краснов с полной искренностью.
-- Вот именно, -- Такэси вздохнул. -- Если попадемся, нас упекут на год, а вам для начала по
месяцу дадут. Правда, приезжим дают полное одиночество и без окна. Чтобы лучше усваивались
законы. А законы весь месяц талдычат по трансляции.
-- Ну, законы мы и так выучим, -- сказал Краснов. -- А сажать-то нас не за что: мы в бога не
верим.
-- Погоди, погоди, -- Такэси нахмурился, -- бог при чем? За бога не посадят, веруй ты хоть в
загробную жизнь, хоть в амулет, можешь даже в абсолютный ген... При чем тут вера?
-- За что же тогда у вас староверов сажают? Не понял...
Некоторое время Такэси молчал, соображая. Молчали и остальные.
-- Кажется, мы одно слово по-разному понимаем, -- решил наконец Кампай. -- Ты вкладываешь в
староверство некий религиозный смысл... Объясни, пожалуйста.
-- Староверы, -- объяснил Краснов, -- это православные христиане, только в обрядах у них кое-
что по-другому и Священное Писание кое в чем толкуют...16
-- Понятно, -- перебил Такэси. -- У нас иначе. По-нашему, старовер -- это любой человек, который
уверен, что старые знания могут быть использованы производительно.
-- А разве нет?
-- В производительных отраслях -- конечно, да, -- согласился Такэси, -- но ими староверство не
занимается. Нам интересно, какая ВООБЩЕ была раньше культура. Что писали в книгах, какие были
законы, обычаи... Вот то же название нашей Лабирии -- откуда?
-- Вы изучаете историю, -- сказала Светлана, оторвавшись от окна. -- У вас запрещена история?
-- Гм, -- Такэси смутился, его староверы потупились. -- Прости, Светлана, мое замечание носит
вынужденный характер... Это слово... гм... ну, "история"... оно у нас имеет... м-м-м, ну, неприличный
оттенок, понимаешь?
-- Короче, -- Иван, краснея, решился, -- если говорят, что человек рассказывает истории или
занимается историями, это характеризует его с самой дурной стороны. Понимаешь?
Светлана широко раскрыла глаза. Потом сердито сощурилась.
-- Не понимаю и понимать не хочу. Я имею диплом учителя истории общеобразовательной
школы второй ступени! История -- это, мальчики, наука, без которой человек...
К концу своей короткой речи она говорила все тише и печальнее и остановилась, не договорив.
-- Вот так история, -- пробормотал Краснов.
-- Не выражайся при даме, -- Светлана скорбно усмехнулась. И отвернулась к окну.
Вагон пролетал как раз над широкой рекой.
-- Колыма, -- сообщил Иван.
-- А Дебин есть? -- спросил Краснов. Он там бывал в одном лагере.
-- Есть, -- ответил Иван.
-- А что это в воде? -- Светлана угрюмо кивнула на длинные гирлянды поплавков, стоящие вдоль
течения. -- Рыбу ловят?
-- Это электростанция, -- живо сказал Иван. -- Их везде полно. Эти, большие -- для серьезной
энергетики. А есть временные, переносные. Достал из сумки, бросил в ручей -- брейся. Или -- свет в
палатке...
Река давно осталась позади. Вдоль идеально прямой трассы мелькали ближние сопки, плыли
дальние, помахала длинными лопастями очередная стая ветряков.
Светлана молчала мрачно, и все по этому поводу поглядывали на Такэси. Постепенно даже
Краснов, незаметно для себя, признал за ним право на решающий голос.
-- Хозяйка, -- сказал наконец Кампай, -- ты не обижайся, если уже можешь.
Светлана коротко пожала плечами и не ответила.
-- Я понял вот что, -- продолжал Такэси. -- Вероятно, то, что ты называешь... историей, это и есть
наше староверство.
-- Браво! -- ответила она резко. -- Дождалась!
-- Не обижайся, -- повторил Кампай. -- Ты пойми: то, что для тебя профессия, для нас --
запрещенное любительство.
-- Как браконьерство, что ли? -- вмешался Краснов.
-- Вот-вот-вот! -- Кампай обрадовался. -- Именно браконьерство!.. Кстати, браконьерство -- это и
у вас связано с убиванием животных?
-- Рассказывай! -- Светлана кивнула. -- Кажется, это главное.
Она окончательно отвернулась от окна и уставилась на Кампая. Красновскую телогрейку она
сбросила, осталась в халате на голое тело. Но Краснов давно забыл ревновать. Он тоже
сосредоточился на будущем рассказе Такэси. Не то чтобы у капитана были основания для особой
любви к истории, но такой полный запрет на неѐ, равный запрету на браконьерство, казался ему
занятным. Впрочем, всѐ касаемое самосохранения казалось Краснову занятным, и с годами интерес
усиливался.