— Чудак ты Сашка...
— Почему? — удивился Иванов.
— Жизнь не меряй прожитыми годами. Не все они в радость человеку. Это я тебе точно сказываю. Ну, что толку в моем прожитом? Вроде бы и немало. А лучше бы поменьше, но посветлее была бы доля. Ведь радости не видел. Даже в своей семье жил как квартирант.
— Почему?
— Ну как тебе верней сказать? Бывало, ухожу на работу, жена не только завтрак не приготовит, даже проводить не встанет. Вернусь с работы, оба спят. Никто не спросит, как я там мучился? Голодный или сытый, как на душе. Короче, не было тепла меж нами. Ничто не радовало. Мы никогда и нигде не были вместе. У нее своя компания и подруги, у меня свои ребята. Поверишь, за все годы ни разу не были вместе ни в театре, ни в кино.
— А ты звал ее?
— Конечно. Как у всех, пусть редкие выходные, но случались. Она, то уставала за день, то хворала, то к портнихе ей приспичило. Так вот и жили, вроде вместе, а по сути, врозь. И так все годы. Когда ушли, многое не изменилось, потому не горевал. Разве вот по сыну. Но о нем отдельный разговор. Он все присматривался ко мне, как к чужому. И я устал от этого. Перестал обращать на них внимание, стал жить для себя. Искал крохи радости, какие дарила сама судьба. Иногда находил,— улыбнулся загадочно.
— С женщинами?
— Ну, вот тебе возьми и вывернись весь наизнанку.
— А что ты хочешь в этом случае? Бабы — народ чуткий. Ты к ней охладел, она к тебе. Все взаимно в этом мире.
— А если и не было тепла.
— Как? Никогда? С самого начала?
— Видишь ли, я слишком много занимался. Сына увидел, когда тот ходить пошел. И все удивлялся, как он быстро вырос. Жена долго плакала. Сказала, что слишком меня жалела.
— Она работала?
— Конечно. Ребенок с нянькой рос. Меня не всегда узнавал, пугался, плакал. Не успевал при-
выкнуть. Я приходил с работы, он уже спал, возвращался, уже спал. Даже не виделись неделями.
— Вот тут твой промах. Сына ты сам упустил, сам виноват. И жаловаться не на кого. Жена может быть какой угодно, а ребенок ваш — общий!
— Теперь о чем говорить, все потеряно и, кажется, безвозвратно. Поверишь, у меня уже нет желания увидеть их. Все отошло и отболело, все забылось. А и было ли оно?
— Было и ушло! Но ведь искал их.
— Коротко и вяло, как ищут дальнюю родню. По принципу все было для отмазки. Я почему-то не надеялся, что разыщу их, или они откликнутся на мое письмо. Так оно и случилось. Кажется, о том никто не пожалел. Мы жили слишком по-разному, не любя и не уважая друг Друга.
— Ну, а как поженились, черт вас подери?
— Да тоже случайно. Я пришел на вечер. В институте устроили, свои. Тут свет погасили, словно в шутку. Все вокруг целоваться стали. Я тоже вздумал. Решил, если убежит, не искать, если останется — продолжить. Она не убежала. Я пошел провожать. Так было положено в то время. Стали встречаться иногда. А потом предложенье ей сделал. Никак не верил, что согласится. Но она даже обрадовалась. Видно, другого дурака не нашлось. Вскоре стали жить вместе. По сути, в моей жизни ничего не изменилось. Я завтракал, обедал и ужинал в столовой. Дома только чай пили вместе. Как она питалась— не знаю.
— А ты деньги на харчи давал?
— То как же. Она на них обулась и оделась. Как ела и на что, я уже не спрашивал и вскоре урезал сумму. Сказал, что тоже хочу выглядеть человеком. Она промолчала. Да и что могла ответить, разве я неправ. Все мои рубашки, носки, короче, вся одежда колом стояли. Я отнес все в химчистку. Сдавал. Других дома обстирывали. Может, потому у них были другие отношения. И по вечерам кормили, а не поили чаем.
— Ты ей говорил о том?
— А что толку? Эта баба хорошо устроилась и ни на что не сетовала. Если она кого- то нашла, сыскала благовидный повод для возмущения и поспешила покинуть. Я, как понимаешь, не побежал следом догнать и вернуть. Эта пташка сама знала, что делает. Уговаривать было бесполезно. Она сама работала в нашей системе, прекрасно все знала и если хотела бы, давно разыскала меня. Но, не для того убегала.