Нет, Игорь, конечно, не страдал так жестоко. Не мучился воспоминаниями, не ждал ее во сне. И когда подваливал случай, не упускал бабенку. Без лишних уговоров зажимал в угол, или валил на диван, понимая, что миг страсти короток. Но ту, отвергнувшую его, не забывал. Почему-то так часто случалось, что отказавшие бывали дороже и помнились дольше других.
— Говоришь, что хорошо, когда есть надежда? А если я без нее всю жизнь обхожусь. И даже не думаю о ней,— сказала баба.
— Скучно живешь. Потому та бабка тебе непонятна. Она под старость познала радость, а ты в полном соку гибнешь. Сохнешь, как сломанная ветка. И какой толк в этой жизни? — отмахнулся Иванов безрадостно, пожалев женщину.
Та свое вспомнила.
Сломалась машина рядом с ее домом. Ну, хоть волком вой. Водитель, конечно, прямиком к Варваре приперся. Весь в снегу, в сосульках, ни лица, ни глаз не видно. Сказал, что полный кузов харчей везет. Оставлять такой груз на дороге опасно. И что делать, не знает. Подумав, решил закрепить брезент на борту и вскоре вернулся с полной сумкой еды. Даже бутылку не забыл прихватить и все уговаривал бабу выпить.
Вино понравилось, и женщина выпила почти полную бутылку сама. А ночью едва отбилась от Мишки. Тот так зажал бабу, что Варе вовсе невмоготу стало, хоть из своей хаты беги.
— Да ты что? Неживая? Или все еще в целках бегаешь? Чего теряешь, мы живые люди, лови момент, покуда он в руки идет.
— А если не хочу!
— Чем я хуже других? Не кривой, не горбатый, не старик! Чего ломаешься, как сдобный пряник?
Он измотал Варьку так, что та под утро обессилила, и Мишка легко одолел ее.
— Так ты и вправду девка? Вот уж не думал. В твои годы взрослых детей имеют, а ты в нетронутых жила. С чего бы так-то? — удивлялся искренне.
Он до утра озорничал. Но со следующего дня по всей трассе пошли о ней разговоры. С сальностями и подробностями. Как только не называли, что не говорили о бабе! Склоняли по всем падежам и мужики и бабы. За спиной и в лицо говорили всякие гадости. И вот тогда Варька решилась отловить Мишку и навалять ему при всех, испозорить как мужика и человека, чтоб тот не рисковал не только близко подойти к ее дому, но даже вылезти из кабины. Но Мишка долго не появлялся. Он словно пропал бесследно.
Одни судачили, что уехал в отпуск на материк, другие болтали, будто перевелся на новое место работы, и у Варвары со временем глохла злоба, остывала обида, заживала память. Но, именно с того времени никого из мужиков не пускала к себе домой, возненавидев всех и каждого.
— А ты, баба, не тушуйся! Брехнули о тебе лишку, посмейся! Значит, дорогого стоишь, раз мужики о тебе лопочут. Знай, о никчемной молчат, чтоб самому не опозориться. А тобою, как медалью, хвалятся. Чего злишься, радоваться надо,— говорили водители, похотливо оглядывая.
Варька теперь стала хитрее. С вечера закрывала на замок калитку, словно ее самой не было дома.
Но однажды летом, в проливной дождь, кто- то настырно постучал в окно.
Варька раздвинула занавески и удивилась. Сам Мишка заявился. Прошли года три, не меньше.
— Ну, козел, держись! — метнулась баба к двери и тут же хотела огреть человека засовом. Вспомнились все пересуды.
Но едва открыла дверь, засов мигом оказался в Мишкиных руках. Он выдернул его как перышко. И не дав сказать ни слова, пропихнул Варьку в дом.
Пока она успевала открыть рот, мужик закрывал поцелуем и быстро раздевал женщину, подталкивал к койке.
Вскоре она не могла уже ни о чем говорить. Оказалась полностью во власти человека. А Мишка творил с нею, что хотел.
— Мишка, а вдруг ребенок? — еле успела спросить мужика.
— Враз женюсь и увезу в город! — ответил весело. Но через год узнала, перевернулся он на семьдесят втором километре. Понесло машину на гололеде. Мужик даже выскочить из кабины не успел, заклинило дверь, и машина вместе с грузом сгорела дотла. Никого не оказалось на пути, чтоб помог выбраться. Человек сгорел до углей. Его опознали по машине.
После того случая Варя никого не ждала. Рано ложилась спать, но засыпала лишь под утро. Ей все слышались звуки подъезжающей машины, вот она затормозила, остановилась перед калиткой.
— Нет, не погиб, не сгорел! Живой он! — подскакивала к окну Но на трассе не души, не машины. Лишь назойливая пурга бьется в окна жесткими крыльями, царапает стекла.
— Покойные не встают, ушедшие не возвращаются. А и смерть лишь один раз приходит за человеком. Конечно, не для того, чтоб выпустить опять на белый свет. Он слишком хорош для женщин,— вздыхает баба.