Выбрать главу

В общем, к девушке на диванчике я так и не подошёл.

О, как бы мне хотелось излечиться этим лекарством раненных душ и треснувших сердец! Забыть свою любовь, предательство и боль, замутив с новой телочкой. Но хуй там.

Мой интерес к каждой интересной к сожалению преходящ и не длится дольше недели. За такой срок я и коленей потрогать не успеваю! К тому же интерес противоположного пола ко мне был потерян вместе с курчавостью юности, большими карими глазами, чем-то греческим в плавном и ровном сходе носа от переносицы вниз, с радостью в голосе, с весельем и открытостью настежь.

Теперь морда моя расплылась, черты стали мясистее; нос с чем-то греческим уже давно поломан, и вбок торчит костяшка; глаза будто заплыли, сели глубже, их выражение стало тусклым и неживым; шевелюра заметно поредела, и теперь вместо курчавящихся на концах волос, обрамляющих лицо, как рамка подчеркивает портрет, теперь на моей голове плешивый треугольник из черной щетины.

Я сам себе противен! Не представляю, как такое можно любить. Слишком много страдальческого на ебале, слишком мало интереса и увлечения в глазах.

Я уснул где-то в три ночи и проснулся в половину одиннадцатого. В комнате к моему удивлению было довольно тихо, и свет ещё не включали. Я быстро оделся во все, что у меня было, умылся холодной водой (горячая не шла) и выскочил на улицу дальше катать свой велосипед.

Новый день – значит нужно снова его проводить, заполнять и проживать так, чтобы быстрее ушел, чтобы поменьше содержал тех горьких чувств, которых бегу.

* * *

Начав смену в этот день, я и предположить не мог, что он приведёт меня к скандалу.

Я так-то парень смирный, мягкохарактерный. Хоть с годами и становлюсь противнее и злее, а все же – вылитый Джим Хокинс из пиратской истории.

Я и дрался-то последний раз в двенадцать лет. После этого всё, завязал и бросил это дело! Моя последняя драка подарила мне к. перелом позвоночника, так что год после неё я жил на постели.

Весёленькое дело, должен вам признаться: поссать – в бутылку, процедуры по-большому – только с помощью посторонних, на боку лежать – запрещено, на животе – можно лишь чуть-чуть, спать – только на спине. Зато и спрос с меня был невелик – учителя сами ко мне ходили, домашку почти не спрашивали, из обязанностей только прием кальция по расписанию.

Я снова увлёкся и ушел в сторону.

Значит, начал я смену, и меня сразу потянуло заками на Шкалик.

– Ну это ещё ничего, совсем и не беда, – говорите вы. – На Шкалике тоже много рестиков, и кататься там можно вдоль проезжей без особого страха за то, что тебя размажет по отбойнику какой-нибудь сзадиидущий вафел на ландкрузере.

– Это-то да, так и есть все, – отвечаю я вам, – но вы совсем не предугадываете, к чему клоню. Ведь тут не только велодорожка, выебонские ресты и тихие пешеходы, здесь также – перекиды через мосты на север.

И вот тут-то как раз и начинается моя история про пидорасов, проживающих на острове всех выебов с кодовым названием "Крестовский"!

Я приехал на адрес с заказом. Это был какой-то отель. И когда, поднявшись по ступенькам до дверей, обнаружил, что двери эти передо мной не открываются, я был этим немного смущён и раздосадован.

Теперь ещё и двери – предмет, насколько мне известно, вообще неодушевленный – относятся ко мне, как к отбросу, как к человеческим очисткам, как к бродячей пустоте с глазами!

Но ничего страшного. Через секунд десять к дверям изнутри двинулся охрандос. Он, не выходя за пределы стеклянных дверей и не впуская в хату холод, весьма энергичным жестом руки многократно указал мне куда-то вправо от меня. Я его стиль семафора понял слабо и собирался уже жестами переспрашивать, как вдруг дверцы раздвинулись от слишком близкого присутствия у них охрандоса.

Через открытую дверь я услышал, что доставки в этом отеле принимаются на улице. Набрав клиента и объяснив ему необходимость спуститься вниз, я предался размышлениям.

"Странное дело – самодостаточность, – думал я. – Вот у этих Крестовских бабок дохуище же: и хаты, и тачки, образование для детей – вся эта хуйня, полный набор в наличии. Так почему же они так изъябываются над бедолагами, которых жизнь и так держит в позе?"

"Ну выбился ты в люди – так и веди себя теперь по-человечески", – так говорила мне бабушка в дни моего детства.

Бабушка пророчила тогда мне прекрасную и правильную жизнь. "Будешь учёным, – говорила мне она перед сном и после сказок, – будет у тебя штат в подчинении. Только ты с людьми жестоким не будь, не то прослывешь дурным человеком. А репутация человека – это важно очень. Денег много не надо тебе – надо только, чтоб хватало, а не то заплывешь жиром и работать не сможешь. Но и голодать не к чему. Денег должно всегда быть средне, чтоб и другим не завидно, и себе достаточно. Еду кушать надо простую. Даже цари при империи и те ели просто. Щи, каша, хлеб. Это по праздникам, в торжественные какие-нибудь даты можно банкет устроить, а так, каждодневно – зачем желудок портить?"