— Мне, девушка, директора. Сайвасов у себя?
— Кто спрашивает?
— Перевеслов.
— Соединяю, Иван Иваиыч!
Редактор созванивался сегодня с Сайвасоаым, уточняя цифры в статье главного зоотехника, поэтому и начал разговор без обычного предисловия и вежливых приветствий.
— Валентин Борисович! У тебя борт на эту неделю в Колымское заказан?
— А как же! Грузовые «ЛИ». Балки повезут. По четыре рейса каждый день.
— Надо будет подкинуть в тундру несколько человек.
— Сколько килограммов? — деловито осведомился директор.
— Что?! Ах, да! Черт знает, сколько в них будет килограммов! Бери по среднему. Если в человеке семьдесят килограммов, то… Полтонны зарезервируй на всякий случай!
— Хорошо, — согласился Сайвосов, — надо так надо, с прессой не спорят. Две балки прядется сбросить. Или — три?
Каждый грузовой «ЛИ» тащил в поселок по шесть балок для строительства двухэтажных домов. Теперь один самолет на половину придется разгрузить в Черском.
— Валентин Борисович, один — иностранец. Автор многих интересных книг. Защитник эскимосов Фарли Моуэт. Не слыхал?.. Может, высвободим весь самолет? Подумай?
— Думай сам, Никаких отдельных самолетов! Эта авиация и так в копеечку влетает! Дома в Андрюшкино и Колымском, считай, из золота выстроены!.. Будь здоров, Иван Иваныч! Низкий поклон с персональным приветом твоим гостям!..
Редактор осторожно положил трубку и тяжко вздохнул, как после огромной проделанной физической работы.
Кажется, все стало на свои места.
— Максим Леонидович, значит, вы с Великим Юкагиром встретите борт из Якутска, пошастаете мал-по-малу по Черскому — завтрак без вина и водки! — загружаетесь вместо бревен и… в тундру!
Ясно?.. И… это, откройте блокнот… Фарли — гость, а вы не гости, прошу об этом не забывать. Из тундры привезете… Записывайте! Записывайте! Несколько интервью с бригадирами оленеводческих бригад и один материал в рубрику "Пьянству — бой!"
О Фарли Моуэте?.. Потом пошлем материал в Канаду. Пусть его там пропесочат! Будет знать как пить русскую водку!
— Шуточки у вас, Максим Леонидович, прямо скажем, юкагирские. Там, в тундре, и без гостей есть кому пить!.. А Великого Юкагира, Максим Леонидович, могли бы и поберечь. Думаете, не знаю, что вы в моем кабинете открыли филиал ресторана "Огни Колымы"?.. Понимаю, Великий Юкагир слаб к этому делу, — редактор щелкнул себя по кадыку, — но вы-то другой закалки…
ГАРАНИНСКИЕ ЖЕНЩИНЫ
Свет в квартире выключен, но луна высвечивает красивую импортную мебель — копейка к копейке, пять тысяч пришлось выложить Насиме Нуршиной за неё! — хрустальную люстру, стоимостью в полторы тысячи, украшения из золота и брилликов, небрежно сложенные в хрустальную массивную пепельницу, ковры бешенной цены и прочие атрибуты человеческого тщеславия и алчности… Что, что, а денежки в этой квартире водились!
Луна высвечивает двух человек — мужчину и женщину — на мягкой, широкой тахте. Голых. Срамных…
Вот написал «срамных» и тут же спохватился — что может быть прекрасней нагого человеческого тела!?. Если тело то молодо и красиво!
Это во мне говорит человек вчерашнего дня и до сих пор продолжающего жить во дне вчерашнем… Так что, делайте поправку на мой возраст и на день сегодняшний!..
Голых! Срамных! Довольных! Только уставших друг от друга, от неистовой пляски любви.
Молчит Насима Нуршина, молчит Сергей Гаранин. И перед гаранинскими глазами — автомобиль. Помешался он на нём, что ли?!.
Сергей Гаранин понимал, что другой такой случай, купить — без всяких очередей! — машину, вряд ли представиться. Местные водилы не припомнят, чтобы за перевыполнение плана премировали внеочередной покупкой автомобиля.
Можно, конечно, и подождать несколько лет, поднакопить денежек и стать в общую очередь…Нет! Общая очередь не для него! Общая очередь — это годы утомительного ожидания. А, чтобы спрессовать время, убыстрить прохождение очереди, необходимо переплачивать, отдавать свои, горбом нажитые денежки различным маклерам, подвизающимся в больших города при ненавязчивом сервисе, дельцам, присосавшимся, как пиявка к телу, к всемирному прогрессу и к паюсной икре.
Насима прижимается к Сергею Гаранину, Насима вжимается в Сергея Гаранина…Что бы там ни говорили, какими бы словами на называли Насиму, но тело её прекрасно. Обладать такой женщиной — себя уважать!
— Насима!
— Что, милый ты мой? Что, родненький? Что, славненький?
— Ты пошла бы за меня замуж?
Голова Насимы приподнимается, опираясь подбородком в ладонь. Её ещё влажные, но уже настороженные глаза, смотрят в подсвеченные луною глаза любовника.
— А зачем тебе это нужно?
— Ну, допустим, я тебя люблю.
— Врёшь, родненький мой. Врёшь, золотко моё…Неинтересно тебе тогда со мною будет. С мужем я во французскую любовь не играю.
Сергей Гаранин хмурится.
— Нет, ты ответь, Насима, я…я серьёзно?
Насима отодвигается от Гаранина, переворачивается на спину, — хороша, ничего не скажешь! — достаёт с прикроватной тумбочки сигарету, прикуривает от газовой зажигалки.
Гаранин шевелит ноздрями, он не выносит в квартире табачного дыма. И, — в этом он старомоден! — на дух не переносит курящих женщин. Целоваться с курящей, что — с пепельницей! Насима это знает и старается при Гаранине не курить.
А тут… пыхнула в лицо Гаранина дымком.
— Нет, Сергей, за тебя бы я никогда не пошла замуж. У меня уже есть такой… чумазый.
— Чумазый?
— Ага. Весь мазутом пропах. Мне б интеллигента какого!
Гаранин усмехнулся.
— Значит, верно говорят, что ты охмуряешь какого — то местного писаку!?
— А тебе какое дело?
— Да я так.
— Вот так и помалкивай… Чуть не полгода ко мне шастаешь, а хоть бы… духов флакон принес…
Много мужчин она перевидала на своем, в общем-то еще не длинном веку — мучит плоть! Вот и сейчас, крутит мозги местному писателю Семену Курнлову, — Сергей Гаранин не в счет! Только не бросит она своего мужа из-за этого, по уши влюбленного в нее юкагира! Зачем ей хомут на голову — трое чужих детей! Не пойдет и за Гаранина — хищники в доме не нужны!.. Если уж менять своего, то только на министра. Или — на посла какой-нибудь державы! А так… лучше ее Абдулкадира, честнее Абдулкадира, благодарнее Абдулкадира, глупее её Абдулкадира ей не найти в этом мире.
Умом Насима Нуршина это понимала. Но дрянное тело, независимо от воли ее, требовало новизны отношений.
— Сергей, а ты серьезно сделал мне предложение?
— Проверяю твою любовь, — он положил горячую руку на грудь.
— Насима откинула ее.
— Сергей!
— Я — Сергей!
— Слушай меня внимательно, Сергей Гаранин, чтобы с сегодняшнего дня, с этой минуты твоей ноги в моем доме не было! Понял, жених?
Гаранин вздрогнул. Понял — это серьезно. И в этой квартире, где прочно был прописан длинный рубль, ему больше не будет места. Жаль. А он думал, если приспичит, подзанять здесь деньжишек. Жаль…
И опять полярная луна высвечивает широкую кровать, белеющее на подушке лицо женщины и портрет мужчины, почти мальчика, в летной форме.
Сергей Гаранин однажды приказал: "Снять портрет!" Но Зина ответила твердо: "Нет!" И разговоров на эту тему больше не возникало.
Любила ли З.И. Щеглова — Зиночка Щеглова — Сережку Щеглова? Она и сама бы сегодня не смогла ответить на этот вопрос. "А Сергея Гаранина любишь? "Да!" — твердо ответила бы она.
Сергей Гаранин — первый мужчина в ее жизни. Сережа Щеглов — не в счет. Тот был свой. С тем Сережей они вместе учились с первого по десятый класс, тот Сережа таскал ее портфель — "жених и невеста из одного теста!" — того Сережу она провожала в летное училище. А, когда тот Сережа окончил его, получил назначение на Крайний Север и написал из Черского "приезжай!", она тотчас, не раздумывая, поехала — как же: из одного теста жених и невеста! Тот Сережа всегда был своим…