Мне, человеку мнительному, соперничество с мужем не годится. А об Г. Ш. я узнаю все новые и новые подробности, которых я не знал до сих пор, и которые не украшают женщину. И от этих подробностей мое отвращение к ней усиливается и я очень сожалею, что был ослеплен любовью и всего этого не видел…
Хватит о ней! Надо поработать. Третий роман окончить нужно, иначе я не найду себе спокойствия. Пока печатается повесть ("Увидимся в тундре" — М. Л.) нужно успеть подготовить подстрочник романа. А это большой труд. Каждая книга трилогии -20-30 печатных листов на юкагирском языке, в русском варианте дожимаю до 22–23 листов…
Михаил Леонидович! Очень прошу, не скрывайте от меня ничего, напишите все, что вы знали о моей татарке. Пишите смело и не жалейте меня, каждая новая подробность о ней, ускоряет мой переход от любви к отвращению. Окажите услугу, напишите, и тем самым вы спасете меня.
Я, например, узнал: моя Г. Ш. прилетела из командировки в Черский инкогнито и, пожив у любовника на Зеленом Мысу два дня, «прилетела» к мужу. Измученная, усталая… Бедный муж крутился над нею как юла, стараясь создать покой больной женушке! Здорово?!
И со мною она пыталась вытворять подобные трюки, но вовремя сдержалась, почувствовала, что у меня острый нюх. Я даже по-татарски за два месяца выучился говорить. И, когда она в разговоре с мужем по телефону (Г. Ш. жила тогда у Курилова- М. Л.) сказала "мин синэ яраттзм" — рано или поздно я к тебе вернусь!" — я тут же разоблачил ее. Но она свела все в шутку…
А, что касается Г. Ш., сообщаю: за "посягательство на чужую семью", выговор положили мне в карман!..
У меня просьба: я пишу черными чернилами «Радуга». В Якутске их нет, заказывал у одното друга в Москве, но ни ответа, ни привета. А чернил осталось полфлакона. Устройте мне два флакона черных чернил и я ими напишу новеллы и пришлю вам.
Это письмо пишу на машинке, хотя письма писать на машинке я не любитель. Но, так экономятся чернила, да и вы лучше разберетесь что к чему!
Спасибо за обещание невесты! Но вряд ли севастопольские моряки оставят для меня хоть какую-нибудь мариманку…
Жду ответного письма. «Невесту» можете вложить в конверт. Посмотрю, соответствую ли я ей!
Ваш заполярный товарищ Семен — юкагирский Самсон."
"17 мая 1977 года.
Не надо на меня обижаться, Михаил Леонидович, за задержку с ответом. Сообщаю вам, вы просто спасли меня. Два флакона чернил стоят гроши, а для меня они равны одному роману! Искреннее спасибо!.. Другие мои товарищи такую услугу считают мелочью, а крупную придумать не могут!..
Насчет очерка обо мне. Мною занимался только Наум Мар, но это было лишь маленькой статьей, то, что вышло из-под его пера. И при том, тех сведений, что есть у вас, у него не было…
Сейчас страдаю над романом. Сопромат — в полном смысле этого слова! Мысль ворочается со скрипом. Но все же это лучше, чем быстрое скольжение мысли по поверхности. Для трамплина приходится в сороковой раз читать-перечитывать Бальзака… А тут еще отвлекает "сердечный роман"… Несмотря ни на что, переживаю до сих пор… Она скоро уезжает совсем на материк. Скорей бы! Думаю, мне будет легче, но и ужасно страшно — ведь больше я ее не увижу никогда!
Между прочим, свой психологический шантаж продолжает. Звонит. по телефону и клянется в любви! Просит свидания…
Я ее начал жалеть и написал в обком партии письмо с просьбой о смягчении наказания. Не должны так строго наказывать женщину из-за любви к юкагирскому писателю!
Думаю, в партии ее восстановят…
В Черском тишина. Гусей запретили стрелять и я это считаю своей победой. (С экологической статьей Семен Курилов выступил в газете «Правда». Я читал эту. статью, но в каком номере она была опубликована, не помню — М. Л.)
Редактор "Колымской правды" переживает большое «горе» — премию Союза журналистов СССР. Ведь награда обязывает! А ему уже за пятьдесят… Почему слава находит людей в старости?! Я бы славу достойным воздал в двадцать пять лет, чтобы у них хватило времени выбиться в гении. Думаю, и мне в пятьдесят воздадут по заслугам. Что ж, подожду, осталось уже немного…
Ваш юкагир С. Курилов."
"14 июня 1977 годя.
… Никак не привьгкну писать письма друзьям на машинке!.. Вы уж постарайтесь разобраться в моем почерке. Дело в том, что когда письмо другу я пишу рукою, получается естественней и идет от сердца. Будто не буквы я вывожу, а отсылаю кардиограмму своего сердца.
Дорогой Михаил Леонидович! Благодарен вам за письма и за длительные разговоры на Колыме, и мне не хочется терять нашей дружбы. Очевидно-я буду вас просить об этом! — вы станете моим переводчиком. Буду посылать подстрочники. Судя по всему — разрешите покритиковать! — у вас есть арсенал литературного таланта, который вы тратите на разбор, обзор великих и средних краев, людей, событий. А если вам взяться за личное, увиденное, сдобренное личными переживаниями, стать историком сегодняшнего дня! Написать произведение, в котором нашли бы свое место и древние Марки Твены и современные Цицероны. С вашими задатками и возможностями вы бы смогли создать Большое Огниво в современной литературе. Джек Лондон, если б не побывал на Аляске, остался бы незамеченным. Не помогли бы ему великие аристократы Америки, не помогли бы вашингтонские небоскребы… А я, почему-то, не люблю стиль Джека Лондона…
Максим Горький, если бы создавал такие вещи как Бальзак, далеко бы не продвинулся в литературе! Но его революционная страсть усиливает его художественную натуру! Вот почему я думаю, что вам — а не пошел бы ты, Пешков в люди! — необходимо на несколько лет оторваться от севастопольских берегов и уйти на Север как Джек Лондон. Уверен, вы сделаете хорошие книги! Об этом говорит наша наблюдательность, литературная въедливость, краски Севера — залог вашей второй литературной жизни.
Таким образом, готовьте рюкзак и осенью, поцеловав супругу, на зиму отправляйтесь на Север. И не обязательно на Колыму. Ведь Колыма, это только начальная граница Крайнего Севера.
Вот мое предложение, вот о чем я думаю, читая вашу книгу…
Я только что возвратился из Москвы. Находился там с 27 мая по 8 июня. Зачем я там находился? Подробности прочитайте' в газете "Литературная Россия" за 3 июня.
Познакомился с неплохой девушкой. 16-го она защищает кандидатскую. Без пяти минут кандидат педагогических наук. Занимается преподаванием русского языка в нерусских школах. Имеет дочь четырнадцати лет. Влюбилась в меня. Ну, если не в меня, то просто в мое имя, может быть. Поэтому я чувствую себя на высоте. Но верить уже никому не могу и не хочу, слишком дорого приходится платить за чувства…
Насчет моей звезды… Продолжает трезвонить по телефону. Даже ночью нет телефону покоя. Люблю, говорит, и хочу встретиться. Но я с нею встречаться не желаю, хоть вы и не написали мне о ней ни строчки, но я и так знаю о ней уже предостаточно, никакая химия ее уже не отмоет!
Но, что правда, то правда, заявление в обкомпарт я написал. Пусть хоть из партии ее не изгоняют!.. Написал, а потом пожалел о своем поступке необдуманном. Дело в том, что из обкома мне сообщили, что Г. Ш. такого про меня понаписала, такие невероятные обвинения, что по этим сообщениям тут же прибыл представитель обкома.
Но, странное дело, этот представитель обкома даже не увиделся со мною, а ограничился только разговором с Г. Ш.
Мне потом рассказали об этом собеседовании. Представитель обкома попытался упрекнуть Г. Ш. за клевету на юкагирского писателя. Но Г. Ш. не в пример представителю обкома, владеет всеми необходимыми качествами для такого разговора: красноречием, дикцией, артистическим спокойствием… И, самое главное, от отсутствия совести не страдает!..
Г. Ш. убедила представителя обкома, что Курилов один виноват во всем, виноват в том, что она унижена сейчас в лице общественности, и за это он должен ответить!..