Может быть, кто-то и верит, что этот новый вид человека будет более высокой ступенью лестницы нашего развития. Все равно — это будет совершенно другое существо, подчиненное другим закономерностям, другим волям, а не воле природы. Разве только что мы свои человеческие вольности и дерзости припишем опять-таки матери-природе, с которой не впервые вступаем в спор, не впервые сталкиваемся и схватываемся в единоборстве.
Одно из первых столкновений Человека с Природой началось в эпоху палеолита, «эпоху неотесанного камня», может быть, сразу же после открытия огня. Обнаруженные в Северной Германии и Бельгии огромные палеолитные пласты золы не оставляют никакого сомнения в том, что наши далекие предки не очень-то церемонились с лесом и жгли его, если им нужно было гнать диких животных с места на место или создать пастбище, или, наконец, освободить землю для обработки. Позже, уже научившись мастерить металлические топоры, наш поднаторевший прапрадед вырубал леса, оставляя поваленные деревья сохнуть в течение лета, осенью он сжигал их, а весной засевал это пепелище окультуренными злаками. Это так называемое «огневое» или «подсечное» земледелие. С помощью огня сводили свои леса, чтобы добыть новые площади земли для ее возделывания, племена майя в Южной Америке. Таким же способом расправлялись со своими лесами в Междуречье месопотамцы, с лесами Эллады — древние греки, древние испанцы — с испанскими лесами, и т. д. По такой же «огневой» системе создавались до недавнего времени новые поля и у нас в Родопах.
Многие из полей, созданных таким способом две тысячи лет назад в равнинных местах, используются и по сей день, но совсем иная судьба у пожогов в горах. После первого обильного урожая хорошо удобренная золой почва горных полей-пепелищ быстро промывается дождями, оскудевает, утрачивает свое плодородие. А затем при первом же сильном ливне медленно или быстро, — в зависимости от крутизны склона, — смывается и уносится в ближайшую же реку и вместе с ее водами устремляется в море. А то, что остается от этих бывших полей, представляет собой голые подпочвенные скалы, или, в лучшем случае, лишенные почвенного перегноя пласты щебня, куда возвращение леса уже невозможно.
С помощью «огневого» способа получения пахотных земель почвы, созданные Природой на крутых склонах гор в течение тысячелетий, могут быть уничтожены во время проливных дождей, при этом практически навсегда, всего лишь за несколько минут.
Наряду с земледельцами «огневым» способом уничтожения лесов (и земли) непрерывно занимались многие поколения чабанов и пастухов козьих стад. Они тоже сжигали леса, чтобы обзавестись пастбищами для своих стад. Свой «вклад» в уничтожение лесов внесли и животные, особенно козы, которые питаются преимущественно молодыми побегами деревьев и кустарников. На что способны эти попрыгуньи, видно на примере острова Святой Елены. В 1513 году испанские моряки поселили там первых двух-трех коз, которые быстро размножились и стали представлять настолько серьезную угрозу для кустарников и лесов, что один из губернаторов пытался в 1709 году запретить их разведение на острове. Пытался, но безуспешно. А сто лет спустя — в 1800 году — зеленый остров Святой Елены был потравлен ими, как говорится, «с головы до пят».
Примерно таким же образом расправились козы с кустарником и лесами в Греции и Испании. Аттика, например, лишилась лесов еще в пятом веке до нашей эры, разумеется, не только из-за коз, но и из-за людей, которые безжалостно вырубали их и жгли. Так было и в Греции, Италии, Финикии, Вавилоне, и на земле племени майя, да и вообще всюду, где развивалась цивилизация.
Наряду с уничтожением лесов все ощутимее сказывалась на плодородии земли ее эрозия, отрывавшая кусок за куском от созданных столь большими усилиями полей. Со временем количество таких обеспложенных, опустошенных земель достигло тех двадцати миллионов квадратных километров, которые существуют и ныне, как наследие недальновидного обращения с природным благом, именуемым «лес» (это на пять миллионов квадратных километров превосходит нынешнюю пахотную сельскохозяйственную площадь на поверхности нашей планеты!). Имеются целые районы, изрядно пораженные, порой даже окончательно погубленные почвенной эрозией, разразившейся вслед за вырубкой лесов. Некоторые исследователи цивилизации племени майя определенно утверждают, что она погибла в результате ущерба, нанесенного земле «огневым» хозяйствованием. Когда-то более половины территории Греции было покрыто лесами (около 65 процентов), а теперь продуктивные леса покрывают лишь 4 процента ее площади. Остальное — это либо голый камень, либо, в лучшем случае, обглоданные козами кустарники. Недаром подобные пейзажи вынудили Ламартина написать в 1835 году в своих путевых заметках, что земля Греции превратилась для ее народа в саван и похожа на древнюю гробницу, из которой извлечены кости, а камни разбросаны и потемнели за минувшие с тех пор века. Подобные пейзажи заставили Райфенберга воскликнуть: «Кочевник не столько сын пустыни, сколько ее отец».