Обширный край, расположенный между реками Тигр и Евфрат, который слыл когда-то райской землей благодаря своему изобилию, ныне большей частью представляет собой полупустыню, и главная причина этого — уничтожение лесов.
Тот, кому случалось видеть «с птичьего полета» горы в Иране, знает, что представляет собой, как говорится, до костей ободранная гора, лишенная даже самой ничтожной растительности. Нечто подобное видел я и в Сирии, на пути в город Пальмира. Чтобы добраться до него, надо пересечь котловину длиной около двухсот километров и шириной, наверное, километров 150 — ровную и голую, как противень, обросшую лишь колючими растениями и травой. Пока мы ехали в автомобиле по шоссе, мы видели и горы, ограждавшие котловину — голые, как будто выбритые, без единого деревца, кустика или листочка. Они были словно выскоблены наждачной бумагой, чтобы не осталось ни горстки землицы, ни чего-нибудь зеленого на ней. А в древних летописях говорилось (как мне потом объяснили), что путь от Дамаска до Багдада проходил когда-то через такие леса, что водители караванов целыми днями не видели солнца и неба. И верно — тут действительно должны были быть леса; в этом можно было убедиться по сухим руслам протекавших тут когда-то рек — их часто пересекала дорога, по которой мы ехали.
Глядя на эти мрачные суходолы, мы спрашивали себя: «Неужели тут действительно были реки? Неужели эта земля обрабатывалась и плодоносила? Неужели на соседних возвышенностях действительно были леса?» Потому-то и было столь велико наше удивление, вызванное Пальмирой: остатки этого античного города были разбросаны на обширном пространстве, — а это явно свидетельствовало о том, что город этот был благоденствующий, огромный и блистательный. Об этом лучше всего говорила одна полусохранившаяся улица, шириной около 12 метров, окаймленная уже частично разрушенными, но все еще великолепными мраморными колоннами. Такой большой и блистательный город не мог бы возникнуть посреди пустыни. Город ведь рождается в результате благоденствия и накопления богатства.
Самое поразительное зрелище, однако, ожидало нас в музее, где мы увидели на центральном месте искусно изготовленную мозаику, взятую, вероятно из дворца Зенобии — последней королевы свободной Пальмиры. На мозаике была изображена в центре ее сама Зенобия во время охоты на вепрей. Сидя верхом на лошади, она неслась галопом с луком в руке через густой лес вслед за несколькими вепрями. Не может и быть речи о том, чтобы это был вымышленный лес и вымышленные вепри. Художник просто копировал действительность, и не могло быть никакого сомнения в том, что соседние с Пальмирой, ныне совершенно голые горы, были когда-то покрыты девственными лесами и населены крупной дичью; что оттуда брали начало полноводные реки и обильно поили плодородные поля, с которых жители этих мест получали по три и больше урожая в год.
Осадки наверное и тогда, как и теперь, были здесь скудными. Но река давала достаточно влаги для орошения, а великолепные оросительные системы действовали безотказно. Мы видели одну из них, сохранившуюся еще с римских времен, в городе Хам — огромное, диаметром около 25 метров, колесо, оснащенное ведрами, которые зачерпывали в реке воду, а затем, приводимые в движение ее течением, поднимали ее и выливали в канал, по которому благодатная влага направлялась к виноградникам и садам. С помощью подобной оросительной системы спекшаяся сухая почва вокруг Пальмиры, заросшая теперь колючими травами, когда-то давала обильные урожаи различных зерновых культур и овощей. Имелись тут и пастбища, луга, скот и благоденствие, по крайней мере до тех пор, пока римляне не победили в страшном бою войска Зенобии и не захватили ее королевство.