Одним из примеров нашего, мягко говоря, недальновидного отношения к родной природе является и случай с горной низкорослой сосной в Риле и Пирине. С тех пор, пожалуй, как зародилось наше родное болгарское лесоводство, и до самого недавнего времени одной из постоянных задач в планах лесных хозяйств Рилы и Пирина было планомерное, беспощадное вырубание низкорослой горной сосны, которую считали (как знать, может, и еще считают) с о р н я к о м. Цель этой вырубки — дать возможность более ценным древесным породам занять освободившиеся от стелющейся низкорослой сосны места, чтобы передвинуть верхнюю границу леса как можно выше.
Ну, а как в действительности обстоит дело? В действительности лес взбирается вверх лучше всего с помощью и под прикрытием, под защитой низкорослых сосен, которые не страдают ни от ранней изморози, ни от ветра и снега и обладают исключительной способностью развиваться на самой тощей каменистой почве и быстро ее облагораживать, создавая за короткое время почву, необходимую для заселения более ценными древесными породами. Попавшие на эту почву еловые, пихтовые, сосновые и другие семена гораздо легче, чем на открытых местах, пускают корни; затем ростки, под прикрытием низкорослых сосенок, которые защищают их от изморози, ветров и снега, быстро развиваются, и, окрепнув, постепенно захватывают их территории. Позже низкорослые сосенки погибают в тени выросших под их защитой, у них за пазухой, высоких деревьев, сыграв свою благородную пионерскую роль.
Я видел в окрестностях Ибыра и на Риле, как умирают такие низкорослые, стелющиеся леса в густой тени выросшего под их прикрытием высокого елового леса. Агонизирующие сосенки пытались догнать еловые деревья, но поскольку они в сущности представляют собой куст, то им удавалось лишь слегка выпрямиться и их так и заставала смерть — с ветками высохшими и побелевшими, словно извлеченные из могилы кости. А что происходит при вырубке горной сосны? Земля оголяется, проросшие под открытым небом молоденькие ели и другие юные деревья не имеют столь необходимого им заслона, и, если их не погубит глубокий снег еще в начале роста, их затем уничтожит изморозь.
Примерно таким же было отношение старой лесной администрации и к можжевеловым кустарникам. Они считались сорняком и от них усердно очищали землю. Недавно в окрестностях Асеновграда их вырубили одновременно с редким можжевеловым лесом, чтобы посадить на их место сосны. Да вот только сосны не пожелали поселиться там… И теперь каждый год там возобновляют попытки заменить чем-то уничтоженный можжевеловый лес.
Можжевеловый лес! Это ведь нечто такое, чего не встретишь на каждом шагу, а мы списывали его в расход в силу того, что, по недоразумению, можжевельник считается сорняком и не принимаются во внимание его качества пионера для культивации одичавшей каменистой почвы, где он единственный может закрепиться, развиваться и улучшать почву. А что происходит там, где сосна якобы заменяет можжевельник? В большинстве случаев, поскольку она оказывается не на месте, сосна сохнет, болеет, искривляется, чахнет и, несмотря на то, что каждый год ее опыляют, рыхлят вокруг нее землю и даже поливают — она не растет…
Зашла речь о сосне — и мы скажем несколько слов и о другом явлении в лесоводстве, которое наш защитник природы Николай Боев назвал «соснофилия». Сосна — ценное дерево, его саженцы легко выращиваются и принимаются — это никем не оспаривается. Но массовые или скорее неосмотрительные посадки сосны, где надо и не надо, грозят нам тем, что, во-первых, нарушится соотношение между лиственными и хвойными лесами и, во-вторых, мы создадим тысячи однообразных, подверженных вырождению культур сосны. Вырубим какой-нибудь лиственный лес и — давай на его место сажать сосны! Вырубим под предлогом реконструкции какое-нибудь якобы чахнущее буковое насаждение — и посадим на его месте опять-таки сосны! Или в лучшем случае — ели. Таким образом и была заменена значительная часть лиственных лесов Стара-Планины хвойными — притом в большинстве случаев вполне успешно. Но сосновое однообразие начинает не только раздражать зрение, оно доходит до крайности, над которой пришло время задуматься.
Мы явно увлеклись и вырубкой старых деревьев. Вне всякого сомнения, они должны были пасть первыми при проведении в лесах вырубки, но кое-где хоть сколько-нибудь из древних лесных патриархов можно было бы оставить. Старые деревья, помимо того, что полезны как осеменители, придают лесу еще и неповторимый колорит именно своей старостью, своими узловатыми стволами, своей горбатостью и кривизной, следами бурь и молний, шрамами от борьбы со стихиями. И еще они необходимы птицам и животным, живущим в дуплах. Уже лет двадцать я почти не слышал голоса филина в наших лесах. Дикие кошки исчезли на наших глазах главным образом из-за отсутствия дупел, исчезают лесные и каменные куницы. Да бог с ними, с куницами, но вот и белкам теперь негде укрыться, так же как и сычам, совам, мелким и крупным дятлам, вертишейкам, а главное полезным мелким птицам: поползням, скворцам и синицам, которые выводят птенцов только в дуплах деревьев и являются лучшими санитарами леса. Одно семейство скворцов уничтожает 50 тысяч вредных насекомых — растениеядных клопов, бабочек и других. Любимая еда поползней — долгоносики-короеды, которых они разыскивают и истребляют с таким усердием, что на двух с половиной квадратных сантиметрах отмечается до 70 следов их крючковатых клювов.