Снова скажу — вопрос это не только эстетический. Вопрос о целостности природной среды — это и вопрос о целостности человека. Я это очень хорошо почувствовал во время своей краткой поездки в Данию.
После того как прогуляешься несколько дней из конца в конец по этой, тщательно ухоженной, словно гребенкой расчесанной, обильно политой, подравненной, прирученной земле, после того как побываешь среди этой «закультивированной» природы, ты начинаешь ощущать скуку, тебе чего-то недостает, что-то тебя мучит, но ты не знаешь что. Ты не испытываешь ни голода, ни жажды, но тебя все же что-то мучит… Пока наконец ты не поймешь, что тебе хочется увидеть дерево, самое обыкновенное, дикое, естественный луг, каменистый склон, овраги и вообще природный «хаос», который все еще есть, слава богу, на твоей милой родине.
Тебе хочется видеть землю нетронутую, некультивированную, неубранную, непричесанную. Тебе хочется видеть живую, девственную природу!
Почему? Да потому, что человек формировался в окружении дикой, естественной природы, которая бесконечно разнообразна. Один камень торчит в ту сторону, другой в эту, — кто как хочет. Это разнообразие освежает глаз, ласкает душу, и, когда этого тебе недостает, ты понимаешь, что ты утратил, цивилизовав природу. Ты ее упростил, ты ее схематизировал и свел ее полезное для здоровья разнообразие к нескольким геометрическим парковым схемам. Ты отнял у деревьев естественный вид, свободу, своеволие ветвей, капризные изгибы стволов, чтобы превратить их в стройные, бездушные и скучные, тщательно отделанные ненужные украшения.
Это действительно так, потому что повторение форм порождает скуку, которая тяготит и убивает нормального здорового человека со здоровыми первичными и естественными потребностями. Но дело, кажется, не только в повторении форм… Есть
которые на нас воздействуют и обновляют и о которых мне хочется сказать несколько слов. Начну с одного моего личного наблюдения в те годы, когда я был инженером-лесоводом в Лесичевском лесном хозяйстве в Родопах. Там лес большей частью сосновый. У здешних лесорубов вошло в привычку, отправляясь в свои села, приносить в подарок женам сосновые лучины для растопки печей. Чтобы лучина была хорошей, они обычно срезали ее с толстых сосен, растущих на солнцепеке.
Эти деревья привлекли мое внимание не только тем, что с них срезают лучины, но главным образом обильными урожаями шишек, тем более, что в то время мы имели план сбора шишек. Явление это не было особенно загадочным: каждое дерево — будь оно плодовым или диким, — при ранении начинает давать больше обычного плодов и семян, потому что всякая рана «вспугивает» его, пробуждает в нем инстинкт самосохранения, и оно бросает всю свою энергию на размножение. Действуют ли в данном случае биотоки, приводя в состояние тревоги находящееся под угрозой дерево, или же какие-то энзимные либо гормонные вихри, которые разыгрываются опять-таки с той же целью — чтобы мобилизовать его силы, пусть это выясняют другие, но факт остается фактом: с момента ранения деревья начинают рожать как бешеные.
Внимательно вглядываясь в эти деревья, замечаешь, однако, и кое-что весьма необычное, загадочное: я установил, что и соседние, н е р а н е н н ы е деревья, рожают столь же обильно, как и раненые, так что образуются целые «гуменца», усыпанные сосновыми шишками. Как будто раненые сосенки «сговорились» со своими ближайшими здоровыми соседками одновременно цвести и рожать. Меня очень заинтересовало это необыкновенное явление, но вскоре мне пришлось покинуть лесичевские леса, и загадка столь обильно «разрожавшихся» сосен так и осталась неразгаданной.