Но больше всего меня пугал огромный мужчина в соседней камере. Он ничего не показывал, не угрожал. Только смотрел. И в этом недобром взгляде я читала куда более чудовищные вещи, чем те, которые изображали остальные заключенные. Он мог сидеть весь день, уставившись исключительно в мою сторону. Уродливое лицо не хранило на себе отпечатков каких-либо эмоций. Словно он их никогда и не испытывал. В голове крутилась мысль, что так, наверное, выглядят маньяки. Возможно, я была не так и далека в своих предположениях от истины. Здесь находились худшие из худших.
Стянула тоненькую шапку и с удовольствием расплела свои длинные волосы. За неимением расчески провела по ним несколько раз рукой. Белый шелк. Так ласково называл их папа. Мое драгоценное наследство от мамы. Густые, гладкие и настолько белые, что казались сияюще-пепельными. Я безумно ими гордилась, а после смерти мамы и вовсе перестала их стричь. Сейчас они доходили до пояса, и я прекрасно понимала, что в скором времени придется с ними расстаться. Им не место на рудниках.
Несколько раз встряхнула волосы и кончиками пальцев с удовольствием помассировала кожу головы. Блаженство! Стянутым в течение дня и убранным под шапку, им так хотелось хоть немного свободы. До сих пор не верю, что их оставили на месте. При поступлении здесь всех брили налысо, а мои волосы не тронули. И пусть они со мной останутся ненадолго, но эта толика прежней меня грела душу.
Снова вспомнился суд, который проходил как во сне. Вопросы сыпались нескончаемым потоком, и я что-то отвечала, не веря в реальность происходящего. Защитник, предоставленный бесплатно, ничего не смог сделать для моего спасения. Мне показалось, что и не старался. И хотя я была гражданкой Галактического Союза, мою судьбу решала судебная система Независимого Содружества, так как подписав тот злополучный трудовой контракт, я согласилась на разрешение споров в их правовом поле.
Эта информация, выделенная отдельным пунктом, находилась в моем трудовом контракте. Но поверив Геру, я посчитала столь серьезный нюанс неважным. И зря. Ведь в случае правонарушений судебная система Содружества не только принимает решение, но и обеспечивает исполнение наказания. И в тот день их суд вынес мне приговор. Виновна. Служебная халатность и злоупотребление полномочиями.
Первый день на тюремном судне я хорошо запомнила, пусть и находилась в полной растерянности от приговора. Стоя в одном нижнем белье в блоке для обработки, я в каком-то бреду слушала разговоры охранников.
— Отстань от девчонки. Давай оставим ей волосы. Посмотри, какая красота, — произнес один из них, которого, как я узнала позже, звали Валис.
— Вал, ты опять раскис? Поверь, она не по ошибке оказалась здесь. Может, буйно помешанная какая. Но если очень хочется, то пусть при волосах останется. Думаю, их в первый же день намотают на кулак, — и он отвратительно засмеялся, швырнув в меня тонкую шапку. — Надень и не снимай, иначе обрею.
И я не смела ослушаться. Волосы были крошечной частичкой той жизни, которую я безвозвратно потеряла. И я желала сохранить ее как можно дольше.
Вынырнув из воспоминаний, я снова зарычала от бессильной ярости и вцепилась руками в волосы. Что же делать? К чему готовиться? Я должна оставаться сильной. Обязана выжить любой ценой. Так бы сказал мой папа — капитан разведывательного подразделения Галактического Союза. Он часто пропадал по долгу службы, но не забывал давать мне уроки жизни. Но видать, я плохо слушала, раз оказалась на тюремном судне, которое везет смертников на вечное изгнание и рабский труд на планете Такутта.
Это билет в один конец. Без шанса на помилование и надежды вернуться назад. И каким могло быть такое место? Жестким и не терпящим слабаков. А я, как ни печально, была хилой во всех отношениях. Поэтому ничего хорошего ждать мне не стоило. Встряхнула головой и, насладившись недолгой свободой, убрала волосы под шапку. Скоро подъем.
Но раздавшийся через несколько минут сигнал сильно отличался от привычного. Я напряглась, ожидая худшего.
— Подъем, — раздался громогласный голос одного из охранников. — Поздравляю, господа туристы, вы прибыли к месту своего отдыха.
По ушам ударил грубый смех, тут же подхваченный некоторыми заключенными. Как они могут радоваться, находясь в таком положении? Неужели не волнуются о дальнейшей судьбе? Какая же у них была жизнь, раз они могут веселиться, сидя в клетке? Меня передернуло в порыве отвращения.