– Звучит очень мило, – замечаю я.
– Да, различия с отелем, куда мы потом пришли на работу, были невероятные. Они так гордились тем, что им удалось построить семьдесят абсолютно одинаковых номеров. Эти номера напоминали казармы для рекрутов. Но со всеми удобствами, конечно. Каждый номер оборудован телевизором и мини-баром, так что посещать общие пространства уже не было необходимости. А в столовой все было проржавевшее. Подавать на серебряной посуде считалось излишним.
Вероника легонько постукивает костяшками пальцев по столу.
– Потом отель перекупила другая крупная гостиничная сеть – вот пытаюсь сейчас вспомнить название, но уже не могу. Часть информации просто исчезает. Память поступает теперь, как ей вздумается, правда, потом забытое постепенно всплывает в сознании.
Она раздраженно качает головой.
– Ничего страшного, со мной тоже такое случается, – пытаюсь я загладить расстройство собеседницы. – Я тоже все время что-нибудь забываю. Но как вам жилось и работалось вместе с мужем?
– Хорошо. Без всяких проблем. – Подняв кружку обеими руками, Вероника осторожно делает глоток.
– Вы никогда не ссорились?
– Не припомню такого. Ну, может быть, разок.
– А что вы делали, когда расходились во мнениях?
– Тогда решение принимал один из нас, – отвечает Вероника. Она аккуратно убирает прядь волос со лба и пристально смотрит на меня.
Внезапно я теряюсь, не имея ни малейшего представления, в каком ключе беседовать дальше. Вместо того чтобы продолжать разговор, я осматриваюсь вокруг. На обоях едва заметен цветочный узор. На прикроватной тумбочке стоит крупная ракушка с розовой полостью. Кажется, из ее глубины до меня даже доносится шум моря. Хотя, вероятно, это шумит у меня в ушах. Бывает, что этот шум меняет свой характер и звучание в зависимости от того, где я нахожусь. Иногда он подобен высокочастотному писку, а временами – похож на свист. Но шум морских волн в любом случае приятнее однотонного воя, с которым я боролась с помощью терапии Йуара.
Из коридора слышны звуки закрывшейся двери и удаляющихся шагов. Делаю новый заход.
– Что вам больше всего нравилось в Уно? Можете ли вы выделить какую-то одну характерную черту?
Вероника закрывает глаза и, судя по виду, напряженно думает.
– Он умел молчать, создавая ощущение комфорта, – отвечает она наконец.
Я смотрю на нее с немым вопросом.
– Его сильной чертой была немногословность?
– Уметь молчать так, чтобы другие оставались при этом в хорошем настроении, – искусство. Когда долго живешь вместе, много времени проходит в молчании. Важно, чтобы людям было хорошо вместе и в такие моменты.
– Никогда не думала об этом, – признаюсь я. – Что-нибудь еще помимо способности хорошо молчать?
– Нам часто бывало весело вместе, мы смеялись над всякими пустяками.
– Какими, например?
– С ходу не могу вспомнить. Мне нужно подумать.
Вероника отпивает кофе. В отсутствие других идей я следую ее примеру. В моей голове внезапно воцаряется пустота, мозги словно отшибло, и в то же время что-то в обстановке комнаты меня успокаивало. Все звуки здесь кажутся приглушенными, будто они сразу проглатываются обитой звукоизоляцией стенкой. На балконную ограду присела птичка и, кажется, что-то высматривает.
– К вам посетитель, – говорю я, кивнув за окошко.
– Да, эта птичка заглядывает ко мне иногда. Я ее подкармливаю. Она ест прямо с руки. – Вероника берет овсяное печенье – Но сегодня она свое уже съела. Ей нельзя толстеть. А то летать не сможет.
– Конечно, не сможет, – соглашаюсь я.
– А у вас есть домашние животные?
– У нас с моим бывшим жил кот, но он умер.
– Да, все домашние животные рано или поздно умирают, – подтвердила, кивнув, Вероника.
Беру еще печенье. Мне трудно снова перейти к содержательному разговору. Без всяких сомнений, интервью получилось провальным. «Хорошо умеет молчать», – записываю я в свой блокнот, просто чтобы было чем заняться.
Я могла бы добавить пару строк о себе самой, и они бы неплохо вписались в историю болезни, которую ведет Йуар:
«Интересуется окружающим миром = хорошо. Пытается работать = признак выздоровления». А среди негативных симптомов разместится дерзкая попытка найти автора письма в редакцию. Черта, явно присущая мании величия. Очевидно, тревожный знак. Непродуманное, импульсивное действие.
– У вас с мужем не было детей? – осторожно спрашиваю я. Это всегда чувствительный вопрос.