Таков был Валет.
Не мудрено, что невзрачному Валету, когда он с Пушком встречал выходящих из столовой, перепадало мало. Его лишь жалели сердобольные женщины:
— Ах, какой он грязный, бедняга!
— Какой жалкий!
И трое-четверо из них швыряли ему остатки от обеда. Красавец же Пушок получал обильную дань — кость от курицы, недоеденную котлету на ломтике хлеба, кусочек бифштекса, а то и весь бифштекс.
Слопав подношение, он вытягивал морду к столовой и, навострив уши и виляя хвостом, высматривал очередного данщика. Валет стоял в сторонке.
Дождавшись, когда из столовой выходил последний человек, собаки разбредались. Пушка отдыхающие наперебой звали гулять, и он охотно шёл служить людям. Забегал вперёд, громко лаял, освобождая дорогу своим кормильцам.
Валет увязывался за теми, кто не отгонял его от себя.
Мы с ним сдружились.
И здесь, в этом тёплом краю, наступила осень. Полились дожди, горы — тяжёлые и мрачные — сдвинулись, холодный, непрерывный ветер гнал на берег волну за волной. Отдыхающие, кроме трёх человек, которые должны были закончить свои работы — у кого литературные, у кого научные, — разъехались. Среди этих трёх оставшихся был я.
Странное было это время.
На всей большой территории дома отдыха нас только трое — в столовой мы сидим за одним столом в большом зале с тремя застеклёнными стенами. Утром и днём мы видим в них сырые деревья, холодное беспокойное море и хмурое небо, вечером — черноту. Электричества нет — движок перестал работать, и по вечерам мы сидим с керосиновыми лампами…
Пушок исчез. Когда мы выходим из столовой, нас встречает теперь только Валет. Он сейчас уже не в сторонке, а там, где недавно стоял Пушок. Перепадает Валету мало — нас только трое.
Где теперь Пушок и почему не ушёл Валет?
Однажды, прогуливаясь после завтрака, я шёл по дороге, ведущей в город, мимо чайной. Возле неё стояли автомашины, а в самой чайной шумел народ. Жизнь здесь била ключом.
Дверь чайной то и дело открывалась, люди входили и выходили. Это было доходное место для собак. Здесь я и увидел Пушка.
Пушок не заметил меня, вилял хвостом, умильно уставив свои красивые глаза в одну точку — на бутерброд с колбасой, который доедал шофёр, стоя у машины.
Мне стало как-то обидно и грустно.
В тот день я отдал Валету большую кость с мясом, выловленную мною из супа, отдал и всё мясное, что осталось в тарелках соседей.
Утром, отправляясь умываться, я толкнул дверь, ведущую на веранду, и почувствовал, что она упёрлась во что-то мягкое, что сейчас же посторонилось. Выйдя, я увидел Валета — он потягивался и виновато вилял хвостом.
Давно уже с веранд, чтобы не гнили от дождя, были убраны диваны, на которых иногда ночью спали собаки. Где же он ночевал всё время, этот Валет? Неужели у меня на веранде, на коврике? Я наклонился и тронул рукой коврик — он был ещё тёплый. И тогда я вспомнил, что раз или два до сегодняшнего дня, открывая дверь, я толкал что-то мягкое, что потом исчезало. Значит, это был Валет…
В тот же день после обеда уехали два моих товарища, и я остался один… Один в доме, один в парке…
Неужели теперь уйдёт и Валет? Что ему может перепасть от одного человека? Я думал об этом — мне не хотелось оставаться совершенно одному.
В течение дня я видел только заведующую столовой, которая сама подавала мне еду, и иногда уборщицу. Все остальные давно были рассчитаны, а те из них, кто остался, готовили дома к зиме, и я никогда их не видел.
А дождь шёл по-прежнему часто, ветер гнал на берег волны, хмурое небо падало на землю и не могло прихлопнуть её, сырую и холодную, наверное только потому, что легло в своём падении на вершины гор. Но на нашем участке гор не было, и небо прогнулось, и оттуда лилась и лилась вода.
Когда дождь переставал, порывы ветра стряхивали с деревьев капли, и казалось, что дождь идёт и идёт.
С тревогой я ждал наступления вечера, а вечера стали наступать рано. Я представлял себе, как буду сидеть в комнате, на втором этаже. На столе керосиновая лампа, за которой нужно всё время следить, чтобы не коптила, за окном темнота, тишина, сырость. В течение многих часов я не услышу ни голоса, ни шума, я один в большом мокром парке с опустевшими домами. Контора и домик директора далеко, на другой территории, жилые дома посёлка — ещё дальше.