Но одаренная вполне могла стать исключением.
Маг с опасным, мощным даром, из мира, в котором вообще отсутствовали сильные, даже по человеческим меркам маги - разве это не достойно его внимания?
Интереса - точно.
Впервые ему стало не безразлична судьба какой-то примитивной человечки, волшебным образом получившей редкую способность.
Она не успела появиться, а уже навела шума.
Мысленно усмехнувшись, Кириэль еще раз проанализировал обстановку в зале, вспоминая, когда участники собрания в последний раз так оживленно беседовали, спорили, нервничали, стряхнув с себя нафталиновую пыль.
«Потрясающе, будет весело» - усмехнувшись, молодой высокородный заговорил, обращаясь только к своему дяде:
— Может нам стоит более подробно разобрать пакет сведений об одаренной? Вы не считаете, что мы многое упустили?
— Кириэль? — высокородный дядя среагировал мгновенно. Видимо не ожидал, что племянник вклинится в активный спор.
— Этим я и хочу заняться, — спокойно пояснил Эштер, — в моей академии одаренная будет под наблюдением, сможет пройти необходимое обучение для обуздания способностей. Возможно я смогу выстроить диалог и больше узнать о случившемся при приобретении дара.
— И конечно вы берёте ее под свою полную ответственность? — Найтвейн, обращаясь к Эштеру, покосился на дядю.
— Разумеется.
— Идеальное решение.
— Нет, — Аурелиус Дуэйд выпав из оцепенения, напомнил о себе, ударив пальцами по столу, — решение спорное. Мне интересно, друг мой, по какой программе вы будете обучать девушку, если большая часть знаний утеряны?
— По индивидуальной, — спокойно ответил Эштер, — для преподавательского состава академии Голденхол индивидуальные программы не в новинку.
— Вот как? — Дуэйд скривился, но больше ничего не говорил. Не спорил. Лишь цепким взглядом оценил обстановку. Задержался на Найтвейне.
По помещению расходились волны согласия, положительных оценок «мудрого решения» и заинтересованность побыстрее выяснить результаты.
Как они вообще себе представляли получение результатов и на что в итоге рассчитывали - на ясно.
Аурелиус Дуэйд утратив поддержку, визуально словно смирился, но Кириэль точно мог сказать - в дяде бушует пламя.
Проигрывать и оказываться неправым - высокородные не любили.
Десятая глава
— Колючка, моя Колючка…
— Найтвейн, что с тобой? Я ничего не понимаю.
Действительно ничего не понимаю. В прямом смысле.
Пячусь назад, а он с каждым шагом, сокращая расстояние, движется на меня и от этого мое сердце колотится как сумасшедшее, до отголоска барабанной дроби в ушах.
Упираюсь поясницей во что-то.
Кажется декоративный столик.
С него на пол падает то ли ваза, то ли статуэтка. Нечто керамическое разбивается на осколки.
С растерянностью и испугом оборачиваюсь, и высокородный резко останавливается.
— Ты меня боишься, Колючка?
— Странный вопрос…— ой, в этот момент я ловлю его взгляд полный печали, недопонимания. Я поспешно соображаю, что ответить, — не знаю. Может и боюсь. Ты странно себя ведешь.
Я пропускаю момент, когда он поднимает руку и касается кончиками пальцев моего подбородка и от этого прикосновения я замираю.
— Не бойся, Колючка, я не причиню тебе вреда.
— Да ты уже мне его причинил. И хватит называть меня — Колючкой!
— Я постараюсь, — неожиданно быстро соглашается высокородный. Его ладонь накрывает мою щеку, — Оксана, верно?
И меня его вопрос злит.
Вспыхиваю и скидываю его руку с моего лица.
— Ты даже не знаешь толком, как меня зовут, не трогай меня!
— Наматеа, — он снова потянул ко мне ладонь и я вместо того чтобы дернуться, отойти — опешив, стою на месте.
Высокородный проводит рукой по моим волосам и зажимает пальцами прядь. Странно непривычно. Его действия похожи на проявление мужского внимания к девушке.
Произносит глядя в глаза:
— Наматеа. Только моя, навсегда, Наматеа.
У меня от тембра его голоса дыхание оборвалось. Слишком непривычный, успокаивающий. Исчез привычный холод, надменность.
Что происходит?
И что такое «Наматеа»?
Надеюсь, не очередная попытка меня оскорбить?
Кажется, у меня начинается паника.
— Найтвейн, очнись, — я сама подаюсь вперед и хватаю ладонями его лицо…
Только чтобы вразумить, но он реагирует еще страннее. Накрывает мои ладони своими и его кожа обжигает своим прикосновением, словно раскаленные угли.