— Да мне, собственно, без разницы. Можно вообще и туда, и туда. И на зверюшек посмотрим, и по набережной прогуляемся. Съедим чего-нибудь, например.
— Мороженое! — сразу оживилась Серафима. — В зоопарке обещались палатку поставить, со всякими сортами!
— Прекрасный план! В вопросах поедания мороженого я весьма сведущ.
— Неужели?
— Да-а, в заграницах случалось разных сортов пробовать. Редко, правда. Там всё больше условия таковы, что не до мороженого.
— А вы уже и в заграницах успели побывать?
— Трижды.
— Да ну⁈ — не поверила Серафима. — С родителями? По семейным делам, наверное?
— В некотором роде. Два раза — с отцом, да. В один отряд завербовались.
— Так вы имеете в виду военную службу? — расширила она глаза.
— Так точно. Три разных точки прохождения контрактов.
— А сколько же вам лет, Илья?
— Двадцать по зиме стукнуло.
— Ничего себе! И прямо приходилось воевать⁈
Я перебрал в голове свои поездки…
— Немножко. Так во сколько удобно будет за вами зайти?
— Может быть, лучше у памятника на набережной встретимся?
Это означало, что меня наглым образом лишат целого часа общения с приятной девушкой — полчаса дороги туда, да полчаса обратно!
— Отчего же так?
— Боюсь, не отпустят меня с кавалером. Папенька у меня строгий.
— Серафима, а давайте я официально попрошу вашего папеньку разрешить нам прогулку. Уж если сам спрошу, то не откажет, я надеюсь?
— Ну не знаю…
— Так мы ж ничего неприличного…
— Все вы так говорите…
Теперь уже я напрягся.
— А кто эти «все», любезная Серафима?
— Да есть тут, — она неопределённо махнула ручкой, — разные… Намёки неприличные делают, улыбаются, а у самих взгляд такой масляный, фу!
— Вы в следующий раз пальчиком мне в оного неприятного ткните, я ему глазки-то попорчу. Сделаем как у китайского мишки.
— Это как?
— А, знаете, — я обвёл рукой область вокруг глаз, — вот тут чёрное всё будет.
Она хихикнула.
— А что есть такие мишки?
— Ага, в Китае, пандами зовутся. Ужасно смешной зверь. Большой, толстый, траву ест.
— Прям траву?
— В Китае растет трава-бамбук, вот он её и ест. Не как наш Потапыч.
Честно говоря, в Китае-то я как раз не был. Но дядья рассказывали.
Болтая о всяких пустяках, мы дошли до здания банка. Действительно совсем недалеко, о чём я даже успел пожалеть.
В банк мы зашли не через центральные вход, а со служебного двора. Серафима предъявила пропуск, и нас впустили.
— Тут, вообще-то, кроме банка куча контор… — мы подошли к двери кабинета. — Вот тут мой папенька сегодня работает.
— Ага…
Но договорить мне не дали.
Стена коридора метрах в пяти дальше от нас вдруг вспухла взрывом. Пакеты я отбросил, не глядя — куда. Наработанным на фронте движением, закрылся левой рукой щитом, а в правой (сам не заметил — как) появился револьвер. Из пролома выскочила фигура в сером комбинезоне мастерового и направила на меня здоровенный ствол непонятного оружия. Разбираться, что это у него за бандура, я не стал, а тупо снёс выстрелом полчерепушки. Не то чтоб я такой снайпер — стреляю-то почти в упор!
— За мной стой! — крикнул я Серафиме. Впрочем, она вперёд и не лезла. Пискнула испуганно и присела, закрывая голову руками. Вот и ладно!
Из пролома выскочил следующий налётчик. Не останавливаясь, метнулся за шкаф и бросил в нас круглый предмет.
— Пригнись!
Круглая хрень, предположительно граната, отскочила от щита и упала мне под ноги. Я успел сделать два выстрела. Впрочем, промахнулся, когда граната таки рванула. Как в анекдоте — «сильный зверь, но лёгкий» — меня впечатало в Серафиму, перекувырнуло, и вместе унесло назад в коридор к здоровенной кадке с фикусом. Серафимины кульки, которые она испуганно прижимала к себе, естественно, художественно сплющились и размазались по нам обоим. Запахло малиновым джемом.
Всё, ядрёна колупайка, вы меня разозлили!
Шип холода пробил навылет шкаф, за которым прятался незадачливый метатель гранат, и разворотил ему грудь.
— В очередь, сукины дети! В очередь! — и уже тише, Серфиме: — Спрячься за бочку фикуса! Сиди мышкой и не выглядывай. Щас я тут!..
Что «я щас» я сам ещё толком не знал, но оставлять без внимания подобное отношение к своей персоне — это, знаете… Отряхнулся от героически погибших пироженок (везёт нам, а!), подскочил в дыре в стене и с трудом удержал палец на спусковом крючке, увидев в проломе изгвазданного в извёстке городового. Служивый, присев за ящиком, увлечённо палил из табельного пистолета куда-то дальше в коридор.