— Цены на всё вниз сползут, ежу понятно, — уж насколько я не торговец, дак и то соображаю.
— Во-о-от! Выйдет шило на мыло, только мороки в три раза больше. Так наше ведомство военно-технического обеспечения решило хитро. На русские модели ценник оставить прежним, а трофейные распродать со скидкой. Но! Только ветеранам боевых действий и без права перепродажи ранее десяти лет. Чтоб, значицца, недобросовестных спекуляций не было. Официальное оповещение вчера утром в «Военных ведомостях» вышло. А я узнал вечером в пятницу. У меня в управлении ведомства однокашник служит, позвонил — я вас с отцом сразу и записал. Такое предложение раз в десять лет приваливает, и то по счастливому случаю. Соображаешь?
Я прикинул, сколько там у меня на счету контрактных скуркулено, да если алмазные приплюсовать…
— А если не хватит? Дирижабль даже со скидкой — игрушка не дешёвая.
— Не хватит — мы с матерью добавим, — веско сказал отец. — Считай, на обзаведение. Это ж у тебя, Илюша, сразу за душой дело будет! Для семьи гарантированное содержание. При нашей лихой службе — сам понимаешь…
— Ты пойми, за четверть цены технику получишь! — горячо убеждал меня Афоня. — Ох, была бы у меня такая возможность, я бы займ в банке взял!.. Они ж распродаются как есть, только вооружение снято. А так всё оставляют: и защиты, и двигатели мощнее гражданских!
— Жрут они тоже мощнее, хочу тебя предупредить, — усмехнулся Виталий, Лизаветин муж (это который почтмейстер).
— Да и пусть! — Афоня с азартом развёл руками. — Зато скорость! Это ж можно скоростные поставки организовать! Экспресс! Спрос у нас есть, а никто не делает — парка подходящего нет. И грузоподъёмность у военных выше, — он повернулся ко мне. — Я, Илюха, что бате предложил: мой дирижабль да два ваших — объединяемся в товарищество. У меня клиентская база наработана, возможности для расширения, ремонтная зона, техническая обслуга, конторские работники — всё есть. Обеспечиваю загрузку товаропотоком. Прибыль делим поровну на троих.
Вот это меня прям убедило. Видать, посчитал Афоня и решил, что сильно выгодное дело получится, раз готов всё на себя взвалить, а делиться поровну. Я протянул руку:
— Согласен!
Все как отмашки ждали — загомонили радостно.
— За это надо выпить! — перекрыл всех батин командный голос.
— Только мне винца, — попросил я. — Не буду водку пить сегодня.
— Праильно! — подпрыгнула маман. — Сегодня у Илюшеньки день ответственный! И не зыркай на меня, сынок. За тебя ж переживаю!
И вот опять — хоть режьте, а как начинает она в мою пользу выступать, меня сразу терзают смутные сомнения. Эх, маманя…
Выпили за дирижабли по рюмочке, и засобирался я на променад. Попрощался с роднёй, папане руку жамкнул, расцеловался с маманей. Загрузились с Мартой в «Саранчу». Ей ещё завтра на учёбу. Заодно Виталия до города подбросил. Вот должность начальственная! Хоть выходной, хоть праздник, а ежли важное что предвидится — изволь, присутствуй!
На главпочтамте Витю высадили, быстренько доскакали до сьёмного дома. Я в прыжке загнал шагоход во дворик — обвершка[15]-то низко стоит, для боевых машин ни в какую не предназначена, даже если это МЛШ[16].
Видели бы вы лица соседей, когда мы с Мартой из «Саранчи» вылезли. Так-то они все, в принципе, знали, что я пилот шагохода, но чтоб своими глазами, вживую увидать! В Иркутске крупногабаритная техника вообще была редкостью. По центру нельзя — мостовые портит, лошадей пугает. А ещё, окромя того, дамочки впечатлительные попадаются, в обмороки хлопаются.
А по окраинам шарашиться большим железякам — дела нет. Тут же предместья, почти дерёвня. Куда ни глянь — в основном одноэтажные простые домики. Улицы и проулочки широкие, немощёные. Просто травка да подорожники. И тут — на тебе! Чудеса технического прогресса!
Не обращая внимания на торчащие над заборами лица соседей, поставил «Саранчу» в походное положение и запер. А то, знаете ли, разные люди бывают…
Надел парадку, протёр бархоткой ордена с медалями, шашку нацепил, глянул на себя в зеркало — красавец! Взъерошил Марте волосы и вышел.
В доме Шальновых меня ожидали. Папенька вышел лично проводить дочку на променад, оценил мой бравый вид, кивнул строго:
— К пяти часам пополудни вернуться!
— Будет сделано, Александр Иванович! — прищёлкнул я каблуками и предложил Серафиме руку.