Наряжена она сегодня была куда как симпатичнее, но, на мой личный вкус, можно было и не столь строгий вырез у платья выбирать. А тут прям под горлышко, да ещё воротничок-стоечка с кружавчиками. Зато расцветка весёленькая, розочки-листики, а не то что серая мышка. И подол не в самый пол, а по последней девичьей моде, открывающий изящные щиколотки в ажурных тоненьких чулочках.
Так, казак, спокойно! Нам ещё идти надо. Переключился с мыслей про ножки… Переключился, сказал! В черепушке суетно заскакали соображения: о чём говорить-то⁈ О погоде⁈
— Славная нынче погодка, не находите?
Серафима сморщила носик:
— Илья! Только не говорите мне, что в ожидании прогулки вы штудировали наставления мадам Куролеповой!
Честно сказать, я немного растерялся:
— А кто это?
Серафима стрельнула глазками:
— Есть такая… матрона. Нудная, ужас! Строчит нравоучительные брошюрки. «Приличные темы для общения между молодыми людьми»… «Поведение юношества на светских мероприятиях»… — она передёрнула плечиками. — Тётушке моей очень нравится. Она считает своим долгом, раз уж папе приходится меня одному воспитывать, помогать ему в этом нелёгком деле, — Серафима слегка закатила глаза. — Приходит и зачитывает мне всякую муть из этих книженций. Я сперва не знала, как с ней быть. Родни у нас и так немного, ссориться не хочется. А потом придумала!
Девушка посмотрела на меня с весёлым лукавством, и я, конечно же, сразу спросил:
— И как же?
Она слегка задрала носик и, весьма довольная собой, пояснила:
— А я ей всякие вопросы глупые задаю. Только она паузу сделает — воздуха-то тоже набирать надо — я тут же что-нибудь и спрашиваю.
— К примеру?
— К примеру: «Тётушка, вы не знаете, сколько килограмм морковки бегемоту в пасть войдёт?»
— Озадачилась, верно, ваша тётя. Бегемот — скотина серьёзная.
Серафима засмеялась:
— Ещё как озадачилась! Очки на нос стянула и поверх на меня смотрела. А потом говорит: «Детка, тебе уже семнадцать лет, что за вопросы⁈» А я говорю: «Вдруг я в цирке буду счетоводом служить — должна же я знать объём затрат»? На это она не нашлась, что ответить и пошла чай успокоительный с валерианой пить. А в другой раз не успела она книжечку достать, я и говорю: «Тётя, а у слона хобот — он же вместо рук, верно?» Она говорит: «Верно, там у него и пальчик такой специальный есть», — а сама книжечку открывает. А я спрашиваю: «Как же он тогда им дышит-то? Выходит, это — нос?» Она говорит: «Ну, выходит — нос». А я тогда: «Как же он носом брёвна носит?» Захлопнула она книжечку и пошла папеньке жаловаться на мою легкомысленность.
08. ШАЛЬНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ
Проявленный интерес девушке понравился, а я с удовольствием посмеялся вместе с ней.
— А папенька?
— А папенька наоборот. Сказал, что это у меня от пытливого ума, и что лучше бы мне книги по естествознанию приносить. Тётя испугалась и говорит: «Что ты, Сашенька! Ведь в этих книгах и рисунки людей без одежды есть! Даже мужчин!» А я в дверях стояла и говорю: «Тётя! Откуда вы знаете⁈» Потом она соли душистые от обморока нюхала и веером обмахивалась, но брошюрки мне зачитывать перестала. Так, принесёт, положит: «Читай, детка!»
— Читаете?
— Пролистываю на всякий случай. Вдруг спросит что-нибудь, — Серафима поправила ажурную летнюю шляпку. — Да что мы о таких скучных материях! Илья, расскажите лучше, что это за медали у вас? Я видела, папа оценил.
— Так это не всё медали, в нижнем ряду — значки. Где служил, особые события. Это вот последний — за Польский фронт, это — за год погранслужбы, это — за Трансвааль, и ещё один тоже оттуда, за десантную высадку.
— Это как? — удивилась Серафима.
— А с дирижабля, на специальных системах. Из люка тебя выкидывают — вж-ж-ж-жик! — ремни скинул — и в бой.
— Страшно-то!
Я пожал плечами:
— Ну, кто-то же должен. За тот бой нам и медали дали. Всем выжившим.
И начал я рассказывать про свою военную службу. Больше, конечно, старался на интересное упирать — зачем юной барышне подробности про кровищу и смерть, правда же?
Так за разговорами мы до набережной и дошли. А та-а-ам! Музыка гремит! Зазывалы у входа в зоосад диковинами заморскими приманивают, обезьянка в нарядном платьице с желающими фотографируется. По полтине[17] за карточку.
Так-то обычно пятиалтынный[18] за маленькую просят, но тут, вишь — обезьянка!
— Не хотите ли сфотографироваться, Серафима?
Девушка округлила глаза:
— Ой, а она не укусит?
— Что вы-что вы! — зачастила ярко разукрашенная пышная тётя в разноцветной хламиде, долженствовавшей изображать некие чужестранные наряды. — Наша Кокошенька очень ласковая, милая. Присаживайтесь, барышня! Вот сюда, под пальмочку.