Иуда прекратил смеяться.
- Как тебе такой поворотец? А? Так вот, в МСС видели и слышали все, о чем вы говорили с юным Гольским. Он же и привел вас в нужное место. Все годы, пока он находился в ДДС родители обучали его. В этом учреждении Демин нашел много своих сторонников и там они и создали сеть хакеров, которые могли взломать мое детище, мою сеть "Look-Book". Когда в МСС узнали об этом, то было принято решение внедриться в группу Демина и разворошить это осиное гнездо изнутри. Мы знали, что Павел занимается подрывной деятельностью. Но мы до определенного момента не подозревали, что Павел Гольский и есть Демин, о котором шептался народец. Для внедрения в эту банду требовался человек, с которым Гольский хорошо знаком. А еще это должен был быть специалист высокого класса, хорошо разбирающийся в IT-технологиях. Так выбор пал на меня. Я согласился. Мне придумали легенду и больше года мне потребовалось на то, чтобы довести дело до конца, свидетелем чего ты и была сегодня. Ладно, - Нырков хлопнул ладонями по коленям и поднялся. - Пора закругляться. Завтра будет тяжелый день. Проводи меня.
Я встала. Голова по-прежнему гудела и меня слегка пошатывало. Мы вышли в коридор и Нырков оглянулся:
- Кстати, завтра до обеда сиди дома. В два часа, когда все будет кончено, я заеду за тобой и отвезу в аэропорт. Твой вылет в 17-00. Билет заказан, и он уже у меня. Я сам лично посажу тебя в самолет. Так что, собирай вещички. А подашь нам хоть малейший повод... Ну, теперь ты знаешь, что с тобой может произойти.
- Ты что, пугаешь меня?
- Нет, предупреждаю.
- Что будет с Гольскими? - сорвалось с моих губ.
- А ты что, не поняла? Все будет так, как я говорил. Они уже покойники. Все. И ты, если будешь дома много трепаться о том, что увидела здесь, то долго не протянешь. Как пить дать!
Иуда заржал и вышел за дверь.
Я вернулась в гостиную и прилегла на диван. Меня мутило, а в висках пульсировало: "Все это неправда. Мне приснился жуткий сон. Ничего этого не было". Но звенящая тишина в квартире моих друзей, да окровавленный ковер на полу, красноречиво свидетельствовали об обратном. Мой короткий отпуск на родину закончился трагедией.
Я уткнулась лицом в подушку и тихо завыла.
День десятый.
17.
Это была самая страшная ночь в моей жизни. Пожалуй, такая же, когда я узнала о гибели родителей. Но тогда рядом со мной был Олаф. Сейчас же я осталась совсем одна. Этот удар судьбы был такой силы, что я ясно осознала, что уже не смогу жить прежней жизнью. Страх за жизнь друзей и за то, что с ними будет дальше, поглотил меня целиком. Но слезы не приносили облегчения от боли, которую я испытывала.
За всю эту длинную ночь я не сомкнула глаз ни на минуту. Олаф не звонил, да и я сама не могла связаться с ним. Мой смартфон был мертв. Его заблокировали. Я оказалась в полной изоляции.
Теперь у меня было достаточно времени, чтобы подумать обо всем.
Я ходила из угла в угол и задавала себе всего один вопрос: почему Павла не арестовали раньше, ведь в МСС о нем знали уже давно?
Нырков не дал мне вчера исчерпывающего ответа на этот вопрос. Он как всегда, выпятив грудь вперед, бахвалился только своим вкладом в разгром оппозиции и арестом Гольских.
Я была уверена, что все те, кого я видела в избушке егеря уже арестованы и брошены в тюрьму. Не было сомнений и в том, что они сейчас подвергаются нечеловеческим пыткам. И Мария, и мальчик-послушник с нездоровым румянцем на щеках, и девочка-студентка и даже моповец, которому достанется больше других. Этот человек предал своих, а с такими расправляются с особой жестокостью. Только Нырков получит свои тридцать сребреников за предательство людей, открывшихся ему и доверившим новоявленному Иуде свои жизни. Почему Павел был так близорук? Почему не распознал в Ныркове врага? Почему был так наивен и доверчив?
Но увы... Паша уже никогда не объяснит мне почему действовал так, а не иначе.
Мои друзья просили меня сберечь их детей и увезти в Швейцарию. Но я не смогла. Я не могла бы спасти их даже ценой собственной жизни. Понимание этого нисколько не успокоило меня, а напротив, вызвало дикое чувство вины за мое бессилие и невозможность переломить ситуацию. Я была уверена, что Олаф с большой радостью принял бы их, обогрел своим теплом и дал бы все, что им было необходимо.
Дети, Олаф... Представляю, как он мечется сейчас по дому и теряется в догадках, почему я не звоню. И если я не свяжусь с ним в ближайшие часы и не сообщу о времени вылета, он поднимет на уши посольство и будет разыскивать меня...
Нет, лучше об этом не думать...
Нет сомнений, что они отключили мой смартфон, чтобы я не смогла связаться с мужем и рассказать о том, что произошло с моими друзьями. Как и нет сомнений в том, что они арестовали Гольских ночью, накануне восстания по одной простой причине: верхушка хотела, чтобы акция состоялась, но была заблаговременно обезглавлена. Люди должны были остаться без руководства. И акция обречена на провал. Высшим осталось только выявить других инакомыслящих и несогласных с режимом. И завтра (нет, уже сегодня) они расправятся со всеми одним махом.
Властитель и его приближенные спланировали все заранее. Они дали людям время для пробуждения в них самосознания, гордости и призрачной надежды на лучшее будущее. Народ должен был выпустить пар и выплеснуть наружу недовольство режимом. Отсутствие явных репрессий в течение последних лет вселяло в людей ложную уверенность в успехе грядущей всеобщей акции неповиновения. В планы Высших входило подавление восстания по всей стране в один день и час, чтобы с особым цинизмом продемонстрировать свою силу и власть. И на долгие годы вновь загнать несчастные души в тюрьмы, называемые человеческими телами.
Они сначала позволили высушенным и зазомбированным мозгам людей дать волю чуть-чуть подумать и пофантазировать на тему мифической свободы и равенства. Эти опасные иллюзии они тщательно убивали на протяжении нескольких десятилетий в зародыше. Но теперь Высшие цинично позволили им сформироваться и окрепнуть, чтобы уничтожить мечты людей в один миг. Так больнее и поучительнее.
После поражения всегда рождается апатия, безысходность и тупое безразличие ко всему, что долго не позволяет человеку подняться вновь. И Высшие, почистив уже вполне оголенные и безмолвные ряды рабов репрессиями, позднее навяжут людям новые правила и законы. А потом доходчиво объяснят, что без послушания у элитарцев ничего не может быть. Ни еды, ни одежды, ни семьи, ни маленьких житейских радостей. А самое главное - жизни вообще, в самом прямом смысле этого слова.
В жизни простых людей останется только строгая дисциплина и сознательное повиновение Высшим. И страх. Только страх должен стать той единственной эмоцией, которая должна жить в людях и руководить их сознанием. А еще люди сами должны будут одобрить контроль над своими чувствами и поступками. И что важнее - над мыслями. И тогда Высшим не составит никакого труда доказать, что нет ничего слаще мира и спокойствия вокруг, рабства и простого растительного существования, рождения себе подобных и воспитания детей в полном повиновении властителю. Ежедневно все вместе и каждый в отдельности рабы будут благодарить ГГ за то, что он просто разрешает им жить и трудиться на благо страны. И чем больше люди будут работать, бояться потерять жизнь и все что имеют, и ежесекундно восхвалять ГГ и молиться на его портрет, тем меньше времени у них будет оставаться на размышления, споры, отстаивание своих интересов и бунты. Они прекратят чего-то требовать, возмущаться и жить надеждами на светлое будущее.
Счастье государственных крепостных будет заключаться в мирном, спокойном, но бесправном и нищенском существовании. Постепенно это смиренное повиновение станет нормой жизни и будет всасываться с молоком матери и передаваться по наследству из поколения в поколение.
И тогда наступит Эра Чистых Разумов, Всеобщей Покорности, Мира и Тишины, о которой так мечтает Бельская.