На что она рассчитывала? На то, что за три дня ей удастся обратить меня в свою веру и сделать послушной марионеткой? Но ведь она далеко не дура и должна была понимать, что это невозможно. А может она уже привыкла к слепому подчинению и элементарно не понимает, что у других людей может быть свое мнение, отличное от ее собственного?
Да, власть развращает. Безальтернативное принятие решений, моментальное исполнение абсурдных желаний и неограниченная власть, застили глаза этой влиятельной особе и лишили ее возможности видеть вещи такими какие они есть. Власть – это наркотик, разъевший ее мозг и ослепивший разум. Она стала слепой и глухой. И как же она сейчас разочарована! И что предпримет, чтобы наказать меня за непослушание и за то, что я не оправдала ее надежд?
Бельская до последнего пыталась промыть мне мозги. Она попыталась меня купить. Интересно, сколько она готова была заплатить за мою лояльность и ложь? Я не сомневалась в том, что в стране есть немало способных журналистов, которые пошли на сделку с совестью и работают на власть. В многочисленных командировках мне приходилось сталкиваться с подобными типами, верой и правдой служащим Императору Иконии. (Уверена, местные журналисты мало отличаются от иконийских). Эти хамелеоны с пеной у рта (как сегодня Бельская) доказывали, что лучше режима их страны нет и не может быть нигде и никогда. И в то время, когда народ бедствовал, они открыто покупали огромные яхты, шикарные дома и земли за пределами своей страны. Наглая и беспринципная ложь – вот их работа. И эта работа оплачивалась хорошо, просто отлично.
Бельская хорошо зная меня, должна была понять, что я никогда не буду у нее на посылках. И не смогу служить тварям не сомневающихся в своей исключительности и паразитирующих на жизни других людей. Моя вербовка была большой ошибкой Главного Идеолога Элитарии. Бельская не запишет победу надо мной в мерзкий реестр своих «великих» дел. И не будет восхищаться своим умом, изворотливостью, умением манипулировать людьми. И она не рискнет навредить мне. Она побоится огласки.
День восьмой.
11.
Следующим утром я покинула особняк Бельской со смешанным чувством. С одной стороны, я чувствовала облегчение, с другой – я была очень недовольна собой. Оказавшись на улице, я порадовалась тому, что двор пуст, а погода по всей видимости будет неплохой. Солнце старательно пробивалось сквозь облака и обещало мне теплый день. Без дождя, слякоти и промозглой сырости. Шоссе будет сухим, а это значит, что я без быстро и без приключений доеду до Неверска.
Прощаться было не с кем. Я заторопилась к воротам, у которых уже стояла «Элли» Сергея. Сам же господин Нырков стоял возле машины, терпеливо ожидая пока я приближусь к нему.
Мы поздоровались, не выказывая никаких эмоций. Сергей поставил мой багаж на заднее сиденье и уселся за руль. Я пристроилась рядом с ним и застегнула ремень безопасности.
– Поехали? – обыденно спросил Нырков.
Я кивнула. Сергей быстро повел машину к КПП. Там нас никто не остановил и навстречу не вышел. Просто створки ворот бесшумно разъехались в стороны, и мы не останавливаясь выехали из поселка.
В душе я чувствовала себя побежденной и с горечью думала о том, что не смогла противостоять напору Гольской и не нашла нужных слов, аргументов и фактов, чтобы вступить с ней в полемику. Я снова и снова мысленно возвращалась к вчерашнему разговору. Я, запоздало, мысленно пыталась спорить с Главным Идеологом Страны. Я искала нужные факты и веские аргументы в защиту демократии, которых не нашла вчера. Мои мысли ворочались как тяжелые камни. И этот внутренний мысленный диалог страшно утомлял меня. Вскоре я перестала изводить себя и заниматься мазохизмом. Это издевательство над собой не принесет ничего хорошего, кроме потери энергии и внутренней дисгармонии. Поэтому я постаралась переключить свое внимание на пейзаж за окном.
Нырков на удивление был непривычно молчалив и не пытался завести разговор. Где витали его мысли мне не интересовало. Лицо господина Ныркова было совершенно непроницаемым, а взгляд устремлен только на быстро исчезающее под колесами «Элли» гладкое шоссе. Казалось, что Сергей Петрович потерял ко мне всякий интерес. Он просто выполнял работу водителя, который начинает говорить только тогда, когда его об этом попросит попутчик.
Как-то незаметно мы доехали до указателя, говорящего о том, что мы въезжаем на территорию Солнечногорской губернии. Я сразу же потянулась к заднему сиденью за дамской сумочкой. Поставив ее на колени, я выудила смартфон и набрала номер Мары. Пошли длинные гудки и (о, счастье!) Гольская ответила на звонок: