Но это были глаза человека.
Более того, глаза ребенка.
Мне свойственно быстро принимать решения. Да и времени не было для раздумий. Я бросился к мальчишкам растолкал их и схватил негритенка за руку.
— Бежим!
Вот когда пригодилась мне полученная в Джэксоне тренировка! Мальчика я буквально волочил за собой, с перепугу у него не было сил даже спасаться.
Вслед нам несся дикий вой — юнцы уже очнулись от удивления. К ним теперь присоединилось несколько взрослых. За нами началась погоня.
Я чувствовал, что от быстроты наших ног зависит жизнь нас обоих. Если настигнут — не миновать линчевания.
Вдобавок нам угрожала опасность окружения. Преследователи знали город, а я нет. На чернокожего мальчугана рассчитывать не приходилось: он был скорее мертвым, чем живым, и перебирал рядом со мной ногами по инерции.
Вдруг из переулка вырвался автомобиль и перерезал нам дорогу. Я решил, что это конец.
— Сюда! Сюда! А ну живее! Не то вам придется худо!
Из распахнувшейся дверцы к нам протянулась чья-то рука. Я затолкал мальчика на заднее сиденье. Сам же плюхнулся рядом с шофером. Не успели мы сесть, как машина рванула и понеслась на полной скорости.
Вдогонку нам летели вопли неутоленной злобы.
— Ну, парень, не окажись я случайно в тех местах, армия уже лишилась бы одного солдата! — В голосе, озорном, но глуховатом от пережитого волнения, слышались нотки превосходства.
Я только теперь разглядел нашего избавителя. За баранкой сидел плечистый парень с открытым лицом. Он был в летной форме с нашивками младшего лейтенанта.
Негритянского мальчугана мы высадили на окраине города.
— Тут уж его свои спрячут, — сказал мой новоиспеченный покровитель. — А ты в Атланте лучше не оставайся! Не советую! Если узнают — крышка тебе! — добавил он. — Куда путь-то держишь?
— В Форт-Беннинг.
Он испытующе посмотрел на меня.
— Уж не в военные ли полицейские ты собрался? Я бы не оказал, что это заманчивое дело! — И он сморщил нос. — Ну, да все равно, ты парень — что надо, только гляди, душу б тебе там не покалечили! Знаешь, что? Правда, для этого мне придется сделать небольшой крюк. Я тебя подвезу!
Примерно в полкилометре от лагеря он остановил джип и высадил меня.
— Отсюда и пешком дойдешь. Не переношу я этих «эм пи»[5].
Не успел я поблагодарить его, как он уже умчался. Мне тогда почудилось, что он не катит на четырех колесах по земле, а летит на десятимильной высоте в сверхскоростном истребителе.
Форт-Беннинг напоминал Форт-Джэксон. Разница была, пожалуй, только в размерах домов и их окраске; здесь было больше трехэтажных бетонных зданий, выкрашенных в кирпично-красный цвет; они резко выделялись среди желтых бараков.
В те времена в Форт-Беннинге находился штаб 3-й американской армии, тут же размещались ее склады. На территории лагеря был отделен небольшой участок для курсов военной полиции.
Хорошо помню, как я подошел к воротам, у которых с неподвижностью статуи стоял солдат военной полиции. Возможно, я по-своему разумею понятие элегантности, но должен признаться, что изысканность в одежде этого человека просто поразила меня.
Все на нем сияло чистотой и было, казалось, только что отутюжено. Нигде ни одной морщинки. Белые ремни сверкали в лучах заходящего солнца. Ботинки, хранившие на себе следы усердной обработки щетками и суконками, блестели, как лакированные.
Когда я предъявил ему свое направление, он даже не взглянул на него и продолжал, не мигая, стоять, как будто меня вообще не существовало.
Мне не оставалось ничего другого, как отважиться войти в ворота и самому разыскать канцелярию.
Писарь, который держался здесь хозяином, указал комнату, где мне предстояло жить одному в течение долгих недель.
Утром меня отвели к командиру. Я стоял навытяжку перед полковником со строгими глазами и суровыми чертами лица. Его подстриженные ежиком волосы были с сильной проседью. По тому, как он взглянул на меня, я понял, какая тяжелая жизнь мне здесь уготована.
— Я ознакомился с вашей характеристикой. Если вы и у нас будете так же прилежны, то мы с вами проживем без конфликтов. Одно вы должны четко усвоить: в наших рядах — это относится и к курсантам — требуется четкое соблюдение всех правил установленного распорядка. В этом мы не признаем попустительств, не знаем пощады. Если мы для вас чересчур строги, можете идти. Переведем вас на другие курсы, где легче, но меньше жалованье и, разумеется, меньше славы. Солдат же военной полиции — это как бы совесть американской армии!
— Господин полковник… — начал я.
— Постойте! — Он повелительно поднял руку. И тут же нажал одну из кнопок на письменном столе.
Настала напряженная тишина. Он молчал, а я говорить не имел права.
Минуты через две вошел солдат военной полиции. Не тот, которого я видел у ворот, но такой же подтянутый, отглаженный, безупречный, элегантный.
— Вот, посмотрите! — указал на него полковник. — Вам придется стать точно таким! Учтите, никаких скидок! Ну как, согласны?
— Так точно, господин полковник!
Он впервые улыбнулся, с тех пор как мы познакомились.
— Молодец! Между прочим, следом за вами выслали сюда документ о вашем повышении. — И он протянул мне руку.
Больше такой учтивости с его стороны я не замечал, разве что после экзаменов.
В общем я теперь E-3, рядовой первого класса.
Прежде всего на курсах меня снабдили деньгами и послали за покупками.
Мне показалось странным, что я должен закупать линейки и тому подобную чепуху, требующуюся для наведения всяческого блеска.
Занятия проходили ежедневно, двенадцать часов подряд, по следующей программе:
Когда применять резиновую дубинку?
Куда следует ударить, чтобы оглушить?
Куда бить, чтобы у противника получился перелом предплечья, ребра?
Как пользоваться оружием в толпе?
Когда надо стрелять в воздух?
Когда стрелять в подозрительного человека или беглеца?
Когда стрелять по демонстрантам?
В чем отличие действий при исполнении служебных обязанностей на территории США от действий на территории иной державы? Каковы меры, применяемые в европейской, азиатской и африканской зонах?
Как должно держаться с белыми и как с цветными?
Как обезвредить пойманного человека?
Как одеваются наручники?..
Только вы не думайте, что это все, чему нас учили.
Отдельную дисциплину составляли правила и регулирование уличного движения. Особое внимание уделялось изучению полицейского кода, тайн применения условных обозначений. По целым дням мы возились с техникой обыска. Заниматься приходилось много. Даже для того, чтобы научиться подставлять ножку, требовалась длительная тренировка.
Если жизнь в Форт-Джэксоне мне порядком надоела, то здесь она мне попросту опротивела. Только упрямство несло меня дальше по этому пути, да еще самолюбие не давало отступать.
У нас даже для сна не оставалось времени, не говоря уже о чем-нибудь ином. В лучшем случае нам отводилось для отдыха два с половиной — три часа.
Вы помните, как полковник, начальник школы, представил мне в первое же утро одного «эм пи», являвшего собой ходячий образец аккуратности?
Так вот, мы должны были стать похожими на него. Малейшая морщинка на френче или куртке, на вороте рубашки — и тотчас же снижалась оценка. От нас требовалось, чтобы складки на брюках соперничали с лезвием бритвы. Ботинкам полагалось сиять, как окнам после тщательной протирки. Головной убор следовало носить так, чтобы он ни на полсантиметра не был выше или ниже середины лба.
В таком же порядке требовалось содержать комнату и запасное обмундирование.
Был полдень. Мы, курсанты, ждали обеда, не столько ради еды, сколько ради короткой передышки для наших измученных тел и душ. Я вымыл руки. Достал чистый носовой платок — я был простужен: меня накануне утром прохватил сильный ветер — и направился было в столовую.