Он указал на одиноко стоявшую сосну на противоположном холме:
— Вперед! Обогните дерево!
Шопрон окружали живописные отроги Альп, они словно обнимали его, как возлюбленную. Было бы смешно не выучиться там ходить на лыжах, не полюбить этот вид спорта. Но с тех пор, как судьба вырвала меня из дома, мне все время приходилось жить в южных местах. Представляете ли вы себе тоску по заснеженным просторам? Как может недоставать душистого первопутка в душном, изнурительном походе по горячим пескам? Когда я огибал указанное дерево, во все стороны полетели молочные брызги. Вокруг меня взметнулся снег.
Я понесся вниз, и не как-нибудь, а с поворотами, словно преодолевая невидимые препятствия, затем по инерции поднялся к своей группе.
— Браво! — похвалил меня инструктор.
Он тут же разбил нашу группу на две части, одну из которых отдал под мое руководство. На другой день меня официально сделали инструктором.
Эти курсы не только принесли мне успех, но и много радости. Моим сокурсникам, вероятно, тоже, но я лично как бы слился воедино с природой, которая со сказочной щедростью нагромоздила здесь свои сокровища.
В Энгрих мы ездили редко. Жизнь в городе была настолько дорогая, что здешние торговцы не прочь были бы и воздух продавать. В другом месте, в любой другой точке земного шара, мы могли бы считать себя состоятельными людьми — я, например, получал 140 долларов жалованья в месяц, — но здесь, в этом захолустье, любой рабочий зарабатывал больше нас; да это и не удивительно: тот, кто сюда приехал работать, заслуживал такую плату.
Так что городским развлечениям я предпочитал лесные. Мои сокурсники часто ходили на охоту. Наше начальство поощряло этот вид спорта: неплохо, если солдат упражняется в стрельбе. Меня же бессмысленные убийства не прельщали, я любил уединение и выискивал отдаленные уголки, где мог в тишине любоваться природой.
В одну из таких прогулок я набрел в долине на ручей. Мороз был сильный, на ветвях деревьев толстым слоем лежал снег, но по берегам ручья ледяное кружево то и дело рвалось. Еще будучи агрономом, я привык чутко следить за всякими проявлениями жизни природы. И вот теперь мне бросилось в глаза, что русло ручья намного шире, чем струя журчащей на самом дне его воды. Мне захотелось узнать причину такого явления.
Я пошел реденьким лесом по пути, который указывало мне извилистое русло. По мере того как я продвигался вперед, все явственней слышался гул будто стремительно падающего с высоты водяного потока. Я прошел около полумили, когда неожиданное зрелище заставило меня остановиться. Лес внезапно оборвался, и я стоял теперь на берегу пруда. Прямо передо мной, у крайнего дерева, ручей был перегорожен плотиной, образуя искусственный водоем длиной примерно метров в восемьдесят.
Я внимательно разглядел плотину: ведь мне впервые в жизни приходилось видеть, на что способны бобры. Из воды торчали острые концы толстых кольев. Их концы будто топором заострил плотник. Эти колья аккуратно оплетались тонкими ветками, образуя плетень. Такие плетни я видел на родине вокруг старинных садов; ил, земля и прочие наносы утолщали плотину, она уже раздалась метра на три. Передо мной было дело рук настоящих мастеров. Строительный материал брался тут же — вокруг пруда широкая полоса леса площадью двадцать пять — тридцать гектаров была «спилена» зубастыми «строителями», из-под снега торчали лишь пеньки.
Я не мог устоять перед искушением и в следующую же свою прогулку снова разыскал это место. На сей раз я повредил плотину. Гул воды сразу усилился, ручей стал полноводнее. Ясно было: плотина в скором времени начнет разрушаться.
Я спрятался неподалеку за деревьями. Прислонившись спиной к толстому стволу, в бинокль стал наблюдать за бобрами.
И чуть было не поплатился за это жизнью.
Починка плотины прилежными бобрами оказалась делом шумным. Но в то же время это было необычайно интересное зрелище, оно полностью захватило меня. На мое счастье, я все же услыхал хруст ветвей за своей спиной.
Стыдно признаться, но от страха я не мог шевельнуться.
Ко мне медленно, вперевалку приближался огромный гризли. Медведь шел прямо на меня. Его шерсть с металлическим отливом местами серебрили еще сонные лучи весеннего солнца. По всему было заметно, что он не в духе, более того — обозлен, видно, ему раньше времени пришлось вылезти из уютной зимней берлоги.
Все свое внимание я сосредоточил теперь на опасном звере, о бешеном нраве которого мне не раз приходилось слышать.
Я осторожно сменил в автомате обычную пулю на разрывную. Волнуясь, я, наверное, слишком нервозно задвинул затвор, и он громко щелкнул.
Гризли встрепенулся и поднялся на задние лапы. Он был куда выше меня и вообще казался устрашающе сильным! Уши он прижал к затылку, из пасти его капала зеленоватая слизь.
Я не стал дожидаться, пока медведь что-нибудь предпримет. Возможно, вы сочтете меня трусом, но среди дикой природы Аляски оказаться один на один с таким чудовищем… Я не мог рисковать своей шкурой.
Через две недели я окончил курсы. Мне вручили свидетельство с отличием и приказ немедленно возвратиться в свою часть.
Я явился на место. Меня демобилизовали. Вся моя гражданская одежда, оставленная мною в Форт-Джэксоне, дожидалась меня, отглаженная и приведенная в наилучший вид.
— Теперь вы перейдете в ведение Си-Ай-Си, — сказал мой прежний командир. — Мне жаль терять вас, но вместе с тем я должен признать, что вы правильно поступаете. Избранный вами путь опасней, но интересней. Там вы будете преуспевать. Ну, желаю удачи! — И он на прощание крепко пожал мне руку.
— Ну, орел, как дела? Слыхал о вашей расправе с гризли! — с веселым радушием встретил меня мистер Робинсон. — Ну-ка расскажите поподробнее!
Я рассказал ему все как было, ничего не приукрасив и не утаив. Признался даже, что струсил. Правда, у меня мелькнула мысль, как бы излишняя откровенность не повредила мне, и все же я решил и впредь говорить с ними начистоту.
«Пусть они даже презирают меня за трусость, но моя прямота и тут будет смягчающим обстоятельством», — пронеслось у меня в голове.
Мой расчет оказался точным. Более того, вместо ожидаемого порицания за то, что я предупредил нападение медведя и не испробовал свою силу в единоборстве с ним, меня вдруг похвалили:
Вы поступили правильно! — сказал, одобрительно кивнув, мистер Раттер, молча потягивавший до этого сигарету. — Вот вам случай, чтобы сделать для себя вполне определенный вывод!
— Вывод? — удивился я.
— Да! Никогда не ждите, пока на вас нападут! Вы при всех обстоятельствах должны опередить, ошеломить противника! Стреляйте и колите до того, как он опомнится! Тогда вы будете долго жить!
«Вот тебе на! Уж никак не думал, что меня погладят по головке за мой поспешный, фактически малодушный выстрел!»
Свою мысль, конечно, я не высказал, но мистер Раттер, видимо, и без того догадался, что происходит у меня в душе.
— Слушайте меня внимательно! — Он встал передо мной. — От чувства страха мы вас, разумеется, избавим. Речь не об этом. Вы должны запомнить раз и навсегда, что в нашем деле вопрос жить или не жить может решить тысячная доля секунды. Значит, убивайте без опасений, без зазрения совести, не задумываясь! Чтобы не убили вас!
Разговор этот происходил днем, но мысли мои то и дело возвращались к нему и поздним вечером. Я находил странным и никак не приемлемым лозунг моего покровителя, который должен был стать и девизом моей дальнейшей жизни.
Я получил пристанище в заветной части Форт-Брагга, за той оградой, где прежде могла витать лишь мая фантазия. С этого времени я по направлению военной разведки был зачислен в группу войск специального назначения. Мой оклад возрастал скачками. Если в военной полиции я получал 140 долларов, то теперь в мои руки — с надбавкой за опасную службу в особых частях, с командировочными — ежемесячно попадало 250 долларов. И это помимо полного и отличного содержания. Кроме того, поскольку в свободное от занятий время мы ходили в штатском, нам выдали единовременную сумму! в размере 300 долларов на пополнение гардероба.
Календарь показывал март 1959 года. Я чувствовал себя настоящим господином.