Он дал мне лист бумаги.
— Ну, нате, подпишите, что именно у нас желаете провести эти пять лет. Я же в свою очередь скажу вам: вы никогда не пожалеете, что постучались именно в эту дверь.
Я, конечно, подписал.
Правда, пять лет мне показались сроком немалым, но в конце-то концов… К тому же человек этот совсем вскружил мне голову своими рассказами.
Только намного позже я узнал, что симпатичный, располагающий штаб-сержант — просто-напросто вербовщик, который получает по десять долларов за каждый подписанный год контракта. Значит, меня он продал армии за пятьдесят долларов.
Но в то время я этого даже не подозревал, я был счастлив оттого, что меня оценили и что судьба привела меня в такое хорошее место.
За подписанием договора последовал медицинский осмотр целым рядом специалистов. Меня признали годным.
Затем началась проверка моих умственных способностей.
Сначала со мной обошлись, как с дефективным ребенком.
Передо мной положили рисунок, изображающий клещи. Здесь же, под ними, были напечатаны названия различных инструментов: отвертка, молоток, гаечный ключ, клещи, долото, циркуль… Я должен был подчеркнуть соответствующее изображению название.
Следующим номером этой программы мне вручили деревянный диск в виде циферблата с двумя стрелками. «Двигайте скорее стрелки!» Полдесятого, четверть первого, без четверти пять… В конце концов меня и самого удивило, как это я не запутался.
Когда была неопровержимо доказана моя умственная полноценность, мне стали давать другие задания.
Экзаменатор подал четыре сигнала морзе, повторил еще и еще, и так, пока я кивком не остановил его, дав понять, что эти сигналы я уже усвоил. Передо мной опять лист, на нем, чередуясь в густых печатных строках, стоят уже заученные мной соответствующие буквы.
Сигнал морзе.
Я птичкой отмечаю на бумаге соответствующую букву.
Снова сигнал, и снова птичка.
И все быстрей и быстрей, в беспорядке.
Теперь меня ожидали более трудные испытания. Менялись экзаменаторы, усложнялись задания. Проверили действие моих рефлексов. Спросили, разбираюсь ли я в математике, даже задали какой-то вопрос из тригонометрии. Не обошли и мои познания по части грамматики английского языка и английской литературы. Затем им захотелось узнать, насколько хорошо я соображаю. Потом, наверно, целый час гоняли меня по правилам уличного движения. После этого посадили за руль, решили проверить, каков из меня водитель.
За все ставились оценки, результаты подробно фиксировались. При этом путы учтивого обращения ни на миг не ослабевали.
После всей этой сложной процедуры передо мной вырос молодой офицер:
— Будьте так любезны, сэр, следуйте за мной!
Мне даже в голову не пришло спросить, куда и зачем я должен идти. Я чувствовал себя усталым и подавленным. Хотелось поскорее покончить со всем этим.
Кабинет, куда меня ввели, принадлежал полковнику. Он поднялся из-за письменного стола и протянул мне руку.
— Мистер Мадяр, вы сдали все экзамены с весьма хорошими оценками… Здесь вы для того, чтобы присягнуть флагу Штатов.
Так я и предполагал, я ждал этого акта, тем не менее грудь мою распирала гордость. Вот вам: сын маленького народа вступает в ряды армии одной крупнейших держав земного шара. Да еще отлично выдержав экзамены.
Я повторял слова присяги.
— Поздравляю вас, молодой человек! И приветствую как добровольца армии США!
Опять рукопожатие, и наконец дверь за мной затворилась.
Для меня началась жизнь, резко отличавшаяся от прежней.
В штабе базы вооруженных сил меня снабдили билетом первого класса на самолет, а также талонами на питание на сумму в двадцать пять долларов. Я мог их предъявить в любом ресторане. Вдобавок мне выдали еще десятидолларовую бумажку, чтобы я не утруждал себя ходьбой и в случае необходимости пользовался транспортом. Согласно приказу, я должен был незамедлительно вылететь в находящийся в Южной Каролине Форт-Джэксон.
Первый мой в жизни полет казался мне волнующим и приятным приключением. Кругом меня сидели незнакомые люди. Хотя все они были в штатском, по самым различным признакам я заключил, что с подобным моему назначением в самолете больше никого не оказалось.
Рядом со мной сидел элегантно одетый пассажир средних лет. Судя по его внешности, он мог быть богатым коммерсантом. Почти сразу же после того, как мы сели в самолет, он обратился ко мне:
— Вы что, впервые в воздухе?
— Да, сэр, — ответил я, стараясь понять, как он догадался.
Он, видимо, понял, о чем я размышляю, так как, засмеявшись, сказал:
— У вас это на лице написано! Вы бледны, постоянно оглядываетесь и вдобавок еще мнете в руках кулек.
Я взглянул на свои руки и сконфузился. В самом деле, я взволнованно теребил нейлоновый мешочек, врученный мне на случай недомогания.
— Тут стыдиться нечего, молодой человек. Все мы так начинали пользоваться крыльями. Ничего, это пройдет. Закурите? — с этими словами он вместо сигарет протянул мне жевательную резинку.
— Благодарю, сэр!
— Да, лишь бы добраться благополучно. Черт его знает, почему в последнее время так много аварий!
«Ага, — вздохнул я облегченно. — Тебе тоже страшновато, дружок. Только ты умеешь это скрывать».
Я сразу же почувствовал себя равным ему.
— В таком случае почему вы решили лететь самолетом?
— Из-за времени. Самый быстрый способ.
Рядом с нами остановилась стюардесса. Она предложила прохладительный напиток.
— Берите, — посоветовал мой сосед. — Прекрасное средство для успокоения нервов!
«Чтоб тебе пусто было, — обозлился я на себя. — Неужели же и вправду по твоей роже видно, что ты желторотый?»
С этого момента я перестал интересоваться жизнью самолета, скорчив флегматичную мину человека, которому ровным счетом наплевать на то, что с ним происходит. В конце-то концов, чем я могу в случае чего изменить свою участь, нашу участь?
Мы вышли из самолета поздно вечером на аэродроме Колумбии. Я распрощался с попутчикамй. Взглянул в сторону миловидной стюардессы и встретился с ней взглядом: она в эту минуту разглядывала меня. Девушка покраснела.
«Эх, Фери, неплохо бы тебе начать солдатчину с незабвенной ночки!» — вздохнул я, будучи на пути к тому, чтобы только утром явиться на место назначения. Но мысль о возможных неприятностях взяла верх.
Я разыскал телефон-автомат и позвонил в Форт-Джэксон.
— О’кэй, бой, выезжаем за вами! — ответил голос, и трубку повесили.
Прошло не больше двадцати минут, как явился человек в военной форме, но без знаков различия. Он внимательно осмотрел меня, затем прямо подошел ко мне.
— Вы звонили?
— А откуда вы знаете? — ответил я вопросом.
Он осклабился.
— У меня глаз наметанный! — И с этими словами он взялся за мой чемодан.
— Да что вы в самом деле! — схватил я его за рукав.
— Оставьте! — отмахнулся он. — Пока вы не переступили ворота лагеря, считаетесь господином.
Слово «пока» резануло мне ухо. Оно еще долго вертелось у меня в голове, вытесняя прочие слова, мысли, потом я беспечно позволил ему улетучиться, и оно лопнуло как мыльный пузырь.
В темноте из окна машины я ничего не мог разглядеть. Внезапно мы въехали в какие-то ворота, за которыми в неровном свете фонарей и прожекторов показался великолепный, содержащийся в образцовом порядке парк. В луче прожектора передо мной блеснула надпись: «Добро пожаловать!» Такой прием показался мне весьма любезным.
— Вы голодны? Желаете поужинать? — спросил в канцелярии писарь, регистрировавший мое прибытие.
— Спасибо, я уже поел на аэродроме.
— В таком случае отдохните. А то с утра у вас начнутся хлопоты… Я покажу вам вашу комнату.
Меня проводили в отведенную для гостей комнату, обставленную просто, но удобно. Я умылся теплой водой, которой, к немалому моему удивлению, снабжался один из кранов (я его открыл из простого любопытства, захотелось узнать, для чего их два).