После этого он сделал еще один звонок одному ответственному человеку из дипломатического корпуса – попросил подготовить выездные визы и документы на всех шестерых учредителей корпорации. Когда-то давно вопрос внезапной эвакуации теоретически обсуждался с этим человеком, но теперь все решали дни. Больше Зеф не стал никому звонить – документы на выезд готовятся, но самим людям об этом пока знать рано.
Теперь можно было не ехать в Ярославль вообще, но оставалась надежда, что Роговец блефовал – это могло проясниться только после разговора с директором комбината, причем разговора личного. Зеф вернулся в джип, выехал из Переславля, остановился и проверил в бардачке пистолет – попытка разговора с директором комбината могла кончиться плохо. Опасность конечно исходила не от самого директора, а от тех, кто возможно взял его под наблюдение. Вероятность маленькая, но надо быть готовым ко всему. Одно Зеф знал твердо – люди Роговца ни его, ни остальных учредителей сейчас не тронут.
Шоссе послушно ложилось под колеса джипа, кассета Вивальди была уже перевернута снова на первую сторону, но теперь не заставляла думать, а лишь приносила успокоение. Стемнело, и тут в свете фар на обочине появилась девушка, махнувшая рукой. Зеф остановился. Девушка оказалась совсем почти девочкой, едущей в Ярославль, и Зеф обрадовался попутчице, тем более, что девчушка была симпатичной – тонкая, но в то же время плотная и вполне сформировавшаяся фигурка, быстрый взгляд больших зеленых глаз, симпатичный чуть вздернутый нос и эти огненно-рыжие волосы, спадающие на плечи.
Девчушка оказалась на редкость умной, и они весело проболтали с полчаса, пока не случилась беда. Впоследствии Зеф очень не любил вспоминать об этом эпизоде. Сначала он думал, что на джип напали люди Роговца, имея приказ убрать Зефа, но вскоре понял что это просто грабители. А затем все совершенно запуталось и Зеф почувствовал что им дико повезло что вообще остались в живых и надо убираться от этого места подальше пока не поздно. Впрочем все действия свои Зеф впоследствии одобрил – он не потерял самообладания и действовал единственно верно и максиально эффективно.
Но больше всего его поразила девушка. Еще когда они болтали в машине, по некоторым словам и жестам Зеф заподозрил, что девчушка в лучшем случае спортсменка. В то, что это хрупкое создание всерьез владело рукопашным боем, было поверить трудно. С тем же успехом можно было бы предположить, что девушка – шпионка и хорошо обученная агентка, специально выставленная на трассе, чтобы заманить Зефа в ловушку. У Зефа, надо сказать, мелкала такая мысль – обстановка последних дней заставляла быть подозрительным. Но эту идею он сразу отбросил – слишком уж милой и непосредственной была девушка.
Когда они стояли на обочине за кустами, и на них были нацелены стволы пистолетов, девушка подала едва заметный знак – она показала, что уложит одного из бандитов. Зеф не поверил, но другого выхода все равно не было, а к тому же слишком уж уверенно и профессионально стрельнула девушка глазами в темноте. И Зеф был поражен, когда увидел как мастерски она справилась со своей задачей!
Потом они долго ехали до Ярославля, и Зеф никак не мог отвести взгляда от ее отражения в зеркальце. Он обещал устроить ее в театральный вуз, обещал подарить ей новенький испанский пистолет «LLama» – и сдержал бы свое обещание! Он вызвался ее довести до дома, хотя надо было быть в Ярославле – и так задержался на Переславльской почте.
И вот они свернули с шоссе на проселочную дорогу, долго катили в темноте, затем спутали направление и заехали то ли в грязь, то ли в трясину. Настолько гиблую, что даже мощный джип Зефа завяз и никак не хотел двигаться с места. Оставалось только наломать в лесу бревен и сучьев и, подкидывая их под колеса, выкатить джип обратно. Но вокруг стояла темная ночь и за окном стал накрапывать дождь, и очень не хотелось вылезать из машины и собирать ветки в темном и мокром лесу…
Они сидели молча в просторной кабине джипа, освещенной мягким теплым светом лампы и ждали рассвета, и играла музыка Вивальди, потому что другой кассеты у Зефа с собой не оказалось, а вокруг накрапывал дождь, усиливаясь с каждой минутой. И после беготни этого дня и ужасов этой ночи Зефу показалось, что он на миг перенесся в другой мир – тихий и теплый, где не стреляют, не убивают, где не предают друг друга и где нет этой проклятой корпорации, комбината, хамского самозванца Роговца, вежливого предателя Руднева, а есть только темный сказочный лес, поднимающийся высоко до самого неба, влажно чмокающий дождевыми струями, и маленькая кабинка – светлый батискаф, плывущий сквозь прозрачное лесное пространство. И просыпалась в душе волна нежности к этой золотоглавой девушке, которая так же смешно и оторопело смотрит сейчас удивленными зелеными глазами на перевоплощение окружающего пространства. И Зеф понял, что девушка чувствует сейчас то же самое. Где-то высоко мелькнула ультрафиолетовая молния, и вдруг обнаружилось, что они уже давно сидят обнявшись и вместе смотрят на бегущие по стеклу водяные полосы. А потом девушка сама потянулась к нему, и он, тут же приблизив к ней лицо, поцеловал ее розовые пухлые губы – сначала осторожно, затем нежно, а затем горячо. И почувствовал как ее губы задрожали и раскрылись ему навстречу, а горячее тело прижалось к нему и он даже через толстую куртку почувствовал каждую ее клеточку, и удары ее сердца прогоняющие по клеткам горячую кровь. Это не было странным – то, что происходило между ними – это было сейчас естественным. Он бережно ощупывал ее тонкие длинные пальцы, изгиб локтя и овал плечика, целовал ее шею и прижимал к себе грудь, и она тянулась навстречу, дыша легко и глубоко, и в висках билась музыка, плывущая из динамиков со всех сторон. Кабина вдруг оказалась просторной и вокруг было очень много места. И стало ясно, что свет в кабине не нужен – ну просто он лишний, хотя бы потому, что сажает аккумулятор. И когда свет был убран, засветился сам собой черный до этого сказочный лес вокруг кабины – тихий перламутровый свет пробивался со всех сторон, им была наполнена каждая дождевая капля. И как-то сами собой легли на заднее сидение ставшие теперь ненужными куртка и ветровка, брюки и маленькие джинсы. И оказалось, что два тела специально созданы друг для друга – они легко скользят и собираются в одно большое тело как брелок-головоломка. Они дышат и им просто необходимо быть вместе, как для каждого плеча необходимо предплечье, для каждой мышки подмышка, для каждого бедра – бедро. И в собранной головоломке не хватало лишь одной детали, которая бы связала в узел все неясности и развеяла все сомнения. И эта деталь нашлась и плавно, натужно и осторожно скользнула на свое место – туда, где она сейчас была необходима. Снова звонко раскатилась за облитыми дождем стеклами ультрафиолетовая молния, и эта молния тоже была гармонична как два вдоха и два выдоха, как скрип сосен вокруг стремительно плывущего батискафа, ныряющего то вниз, то вверх, окунаясь с головой в горячее и дышащее, огненно-рыжее, шепчущее и зовущее вперед и только вперед. И колыхалась в предвкушении большая и теплая головоломка, и ревело внутри пламя, исподволь нежно ломая голову сладким и теплым, разноцветным и неповторимым стоном – единым для одного и того же общего тела. И в ответ этому стону распахнулся мир, вывернулся наизнанку батискаф и выгнулись дрожащей дугой сосны навстречу друг другу, расслабляясь в волнах поющих динамиков и полностью растворяясь в сказочном мире и медленном свете затухающей ультрафиолетовой молнии.