Плеханов стоял, виновато опустив голову. Было странно видеть этого седого, умудренного опытом начальника подразделения в таком жалком виде. Генерал замолчал и крепко задумался. Затем продолжил:
— Хорошо, Плеханов, я выражаю вам соболезнование в гибели ваших людей. Возвращайтесь к своим обязанностям, рапорт об отставке можете оставить себе.
— Могу идти?
— Идите.
Генерал проводил взглядом квадратную фигуру Плеханова и как только за ним закрылась дверь, вытащил из ящика стола папку. На ней не было грифа «совершенно секретно», был лишь номер 2:5020/313.8, стандартный код внутренних документов: двойка означала вторую степень доступа — выше только у министра внутренинх дел, двоеточие, код московского ведомства, дробь, шифр дела и через точку порядковый номер — восемь. Номер соискателя проекта, некого Гриценко. «Ваш номер восемь, надо будет — спросим.» — произнес вслух генерал и нажал клавишу селектора.
— Галя, пригласите Гриценко.
«Надо будет — спросим.» — повторил генерал. В кабинет вошел рослый и стройный человек с правильным спокойным лицом. Оно напоминало скорее лицо ученого, чем военного, и это сходство довершали золотые очки.
— Товарищ генерал-лейтенант Климов, генерал-майор Гриценко по вашему приказанию прибыл! — отрапортовал вошедший.
— Садитесь, Леонид. — Климов показал, что разговор будет полуофициальным, затем поднял черную папку с шифром и многозначительно потряс ей в воздухе, — Я рассмотрел ваш проект. Обсудил. И навел справки. Вы предлагаете организовать школу спецподготовки. Чем ваши выпускники будут отличаться от выпускников обычных спецшкол и боевиков высших спецподразделений типа «Ветер» или даже «Альфа»?
— Они будут отличаться программой обучения и самыми новыми наработками в области разных наук. Это сделать реально, но никто до сих пор не занимался технологией выращивания бойцов на таком уровне — все действующие спецшколы основаны на методе курсов. Курсы подготовки, курсы переподготовки, курсы улучшения подготовки. Мы же предлагаем выращивать бойца в учебно-боевой атмосфере. Для каждого бойца будут разработаны индивидуальные программы, с каждым будут работать десятки лучших специалистов — целые дни. И методики будут основаны не только на передовых военных наработках, а на самых новейших разработках в области физиологии, психологии и других наук. Да, это будут колоссальные затраты — мы привели примерную смету восьми лет обучения. Но они окупятся с лихвой.
— Вы красиво говорите, Леонид. Но какая гарантия в том, что ваш боец будет на порядок превосходить любого другого бойца?
— Ну вы понимаете, что гарантию тут не даст даже Господь Бог. Потому что такой системы подготовки, как предлагаем мы, нет нигде в мире.
— Ну, как мы тут случайно выяснили, — раздраженно начал Климов, — в мире бывает всякое. И не надо недооценивать подготовку наших потенциальных противников — там тоже сидят далеко не дураки, и они тоже ищут новые пути и новые технологии. Возможно такие, которых у нас пока нет.
— Следовательно вы только что подтвердили мою идею о том, что необходимо создать технологию нового типа? — Гриценко прищурился и склонил голову набок.
— Хитрости у вас, Леонид, как у дурака махорки, за словом в карман не полезете. Но я не говорил, что новые технологии нам не нужны. Я сомневался что нам нужен именно тот проект, который предлагаете вы. Чем вы поручитесь, что через восемь лет вы дадите нашему ведомству таких бойцов, о которых пишете вот здесь? — Климов кивнул на папку, — Я бы даже сказал: «о которых мечтаете в проекте».
— Это опять вопрос о гарантиях? Гарантий нет, поскольку не было прецедентов. Прецедентов нет, поскольку проект не утвержден. Проект не утвержден, поскольку нет гарантий. Замкнутый круг — вы со мной согласны?
— Ну в какой-то мере.
— Тогда я могу выставить свой единственный козырный аргумент — мой институт когда-нибудь выдвигал обещания, с которыми не справился в дальнейшем? Возьмем последние три года. Хотя бы из самого последнего — мы обещали синтезировать BZX? Буквально неделю назад мы его синтезировали. Мы обещали в прошлом году сконструировать нейродетектор лжи? Мы его сконструировали. Мы обещали разработать простую методику, определяющую скорость психической реакции и вероятность нервного срыва для личного состава? Мы сделали и это. Кравченко и Полушкин, которые завалили вашу операцию «Вихрь», это были люди из критической группы, я лично рапортовал вам об их низкой психологической устойчивости задолго перед операцией. В то время, как ваши психологи сказали что они, наоборот, лучшие из лучших, и включили их в самый важный…
— Гриценко, вам не кажется, что вы мне уже начинаете читать нотации?
— Простите, генерал-лейтенант.
— И что это за манера себя нахваливать? Сам не похвалишь — никто не похвалит?
— Прошу прощения, ни в коей мере. Я лишь хотел подчеркнуть, что если наш институт и раньше справлялся с задачами, то разве не логично было бы предположить, что он справится и в дальнейшем?
Климов вздохнул.
— Мне бы вашу уверенность и энтузиазм… Значит так, проект ваш будет окончательно рассмотрен в среду на совещании. Но я вам скажу заранее и неофициально: он утвержден. Наверху. Поэтому начинайте действовать уже сейчас. Что у вас на первом плане?
— Поиск людей. Мне нужен не просто материал, а единицы из миллионов. Тогда из них мы воспитаем супербойцов. И тут мне возможно понадобится ваша помощь.
— Все что угодно, любые люди, любых наших подразделений.
— Нет, для нашей системы тренировок люди должны быть не старше двадцати лет. Поэтому я думаю искать среди курсантов военных училищ. Или даже среди гражданских. У нас ведь большой опыт отбора и тестирования.
— Так какая помощь нужна?
— Административная. Всякое бывает.
— Не очень понял о чем речь, но там будет видно.
— И еще просьба — можно с меня снять эти бесконечные дела по консультированию судебных расследований? Пусть ими занимаются соответствующие органы — у них хватает и своих консультантов и своих экспертов.
— А что вас так тревожит в этом? Ну пара-тройка консультаций, пара дельных мыслей — от вас убудет?
— Приходится с головой залезать в эту, извиняюсь за выражение, бытовуху. Какие-то банки делят левые кредиты, какие-то мафиозные группировки вышибают налоги с кооператоров, какие-то химики варят наркотики по углам — на так называемую «пару-тройку консультаций» уходит сейчас сорок процентов работы нашего института. Я не спорю, что это дела важные и нужные, но считаю, что мы можем делать что-то большее, чем копаться в грязном белье мафиозных воротил районного масштаба.
— Я подумаю над этим вопросом. Когда вы вплотную займетесь проектом, мы вас освободим от судебной экспертизы и прочих следственных дел. Но пока до нового года — увы, придется продолжать копаться в этом грязном дерьме, как вы сказали.
— Я сказал «грязном белье».
— Неважно. Все, вы сводобны.
— Всего доброго, товарищ Климов.
Климов хмыкнул — ох уж эта вечная штатская развязность Гриценко. Ну да ладно, лишь бы дело делал.
Часть I. ЯНА
Апрель 1990 года.
Человек стоял не двигаясь, лица его было не видно, туловище тоже было бесформенным. Яна сделала еле заметное движение рукой и с легким хлопком нож воткнулся в точку, расположенную между его глазами, но на несколько сантиметров выше — центр лба. Контур рукоятки казался слегка размытым — она еще немного вибрировала.
— Яна, сколько раз тебе повторять — тут кость, ее ты никогда не пробьешь ножом, особенно слету. — отец выдернул нож из деревянного манекена и хмыкнул — лезвие вошло достаточно глубоко в дерево. Если учесть, что кидала его шестнадцатилетняя девчонка… — Яна, я еще раз повторяю: в лоб нож не кидают, его кидают в глаз, в живот, в шею.
— А в сердце?
Отец поморщился.
— Ты наверно сбегала с уроков анатомии в кино и смотрела фильмы про Джеймса Бонда? Сердце достаточно хорошо защищено ребрами, какая вероятность что нож пройдет сквозь них, а не отскочит? К тому же оно почти полностью скрыто пластинами грудины — их не пробьешь. Только идиоты думают что сердце слева — оно на самом деле почти в самом центре груди, в левую сторону выдается незначительно. В принципе хорошо брошенный нож легко пройдет через хрящи и ребра к сердцу. Но знаешь сколько таких героев напарывались на том, что брошенный нож не достигал сердца? Отлетал, попадал чуть вбок, в грудину.