Ребекка Хоффман
Ребекка, увидев высветившийся на дисплее номер Майка, не удивилась. Толстяк хочет ее пригласить куда-нибудь выйти. По вечерам ему скучно. Она уже разделась, надела старую домашнюю майку и собиралась ужинать с родителями. Мать внизу накрывала стол в небольшой беседке, затянутой тонкой сеткой от насекомых. Родители только недавно закончили ее строить, нанимали рабочих, обсуждали дороговизну работ и вот наконец все было готово. Мать посадили вокруг цветы, отец купил новый гриль и Ребекка понимала, что летняя беседка во дворе — это предмет родительской гордости. Чего ей больше хочется: идти с Майком в недорогой хипстерский ресторан в районе Харбора или спокойно посидеть с родителями? С родителями пожалуй ей будет комфортнее, можно рано уйти спать. С другой стороны, ужины с родителями — это какая-то ранняя старость: работа со стариками, не важно ювеналами или геронтами, бесконечные нервные клиенты с довольно похожими проблемами, замкнутый мир их лаборатории, где делалось то, чего Ребекка не понимала. Ей же всего 25 лет.
Она закончила Йельский университет, после получения диплома сразу пошла в аспирантуру и год назад получила докторскую степень по теме «Геронтологические переходы: из лаборатории в жизнь». Анализ скорости адаптации после инъекции. Родители всю свою жизнь прожившие в Балтиморе в зеленом Честволде в старом доме с большим участком, принадлежавшим еще папиным родителям. Родители до сих пор каждую субботу ходили в синагогу, но ее не заставляли. На йом кипур она их сопровождала, не хотела расстраивать. Как же они не хотели отпускать ее в Нью-Хемпшир. Йель звучало прекрасно для всей семьи и для знакомых, но как можно отпускать девочку одну в такую даль! Ребекка и в Хопкинс подавала, но туда ее почему-то не приняли.
В общежитии она сначала чувствовала себя одиноко, была со всеми вежлива, но подружиться не получалось. Бесконечные ночные вечеринки ее утомляли, дамоклов меч пьяных изнасилований пугал и она, как правило, от походов в гости в другие корпуса к мальчикам отказывалась. За это прослыла тихоней, зубрилой и пай-девочкой. «Ты же такая симпатичная, будешь нас слушаться — далеко пойдешь» — уверяли ее знакомые девочки. Но Ребекка вовсе не собиралась «идти далеко». Она понимала, что найдет хорошую работу, выйдет замуж и будет радовать родителей. А пока ей следовало учиться. Остальное подождет. Но долгими вечерами она просто не могла не думать про «остальное».
Первого мужчину она встретила, уже заканчивая аспирантуру. Тоже еврей, тоже психолог, тоже специалист по возрастной ориентации. Они своей работой очень увлекались. Настоящие исследования психологии натуралов, геронтов и ювеналов еще только начинались. Ее Ноа защитился на несколько месяцев раньше, продолжал преподавать, сидел на ее защите, на которую приехали родители, которых она со своим бойфрендом познакомила. К огромному счастью родителей Ребекка нашла работу в Хопкинсе и была почти уверена, что они с Ноа поженятся и будет жить в Балтиморе рядом с ее семьей. Но вышло не так. Ноа предложили работу в Париже, он когда-то заканчивал «французскую» школу в Чикаго и его французский язык был беглым и правильным. Ребекка даже не знала, что он подавал на замещение вакантной должности в институте Пастера. Это была примерно такая же позиция как и у нее самой в Хопкинсе в лаборатории доктора Уолтера. Ноа радовался, с энтузиазмом собираясь в Париж. Их последнюю прощальную встречу перед его отъездом Ребекка вспоминать не любила. «Мне с тобой было очень хорошо. Ты замечательная женщина, но мне всего 27 лет, мне рано жениться, я не готов нигде осесть. Позиция в Париже — это мой шанс, я не могу его упустить. Давай попробуем жить в разных странах. Если через несколько лет мы увидим, что нужны друг другу, тогда мы все решим. А сейчас… прости». Ребекка не плакала, она улыбалась, уверяя Ноа, что он все делает правильно, что она тоже на его месте так же сделала бы, нет, нет… она не обижается, все хорошо. Он прав… им надо пожить вдали друг от друга, а потом… видно будет. Интересно, поехала бы она с ним в Париж, отказалась бы от выгодного предложения работать в лаборатории Уолтера в Хопкинсе? Наверное да, согласилась бы. Семья важнее. Ноа ничего такого ей не предложил и Ребекка четко поняла, что у него другие планы во всех отношениях, а она приятный, но пройденный этап.
Ребекка ехала домой к родителям с тяжелым сердцем, но уже начав работать в психологической клинике при Центре… в Вашингтоне, совмещая приемы клиентов с работой в лаборатории доктора Уолтера, начала думать, что правильно, что она не связала свою жизнь с Ноа. Для ее теплой любвеобильной семьи он был слишком эгоистичным и жестким, ориентированным на карьеру, ради которой он был готов на многое, если не на все. Да и любил ли он ее? Наверное да. Просто любовь к женщине вовсе не означала для Ноа семью и детей.
Ребекка уже давно не была робкой, послушной девочкой, она знала себе цену. Молодая профессионалка с докторской степенью из одного из самых престижных университетов мира. Неплохо зарабатывающая, уважаемая на работе, при этом красивая, хорошо одетая, уверенная в себе. Когда-то Ребекка недолюбливала свою фигуру, считала себя слишком толстой. Да, она не походила на современную модель с длинными ногами. Какое там! Ребекка была пухленькой сдобной девушкой, с большой грудью, аппетитно торчащей попой, довольно тонкой талией и круглым лицом, которое украшали большие карие глаза. Она знала, что нравится мужчинам, особенно не очень молодым. Когда она только что пришла работать в лабораторию, на нее положил глаз Люк Дорсье. Как жаль, что Ребекка психолог и видя ювенала, понимает о нем больше, чем другие, чем даже он сам. Люк, такой талантливый, блестящий, веселый, игривый, полный жизни, был в постоянной депрессии, пресыщенный, цеплялся за свою искусственную молодость, не мог допустить мыслей о смерти и боялся конца. Могло ли ей с таким мужчиной быть хорошо? Могло ли ему быть с ней, 25-ей, хорошо? Наверное, могло бы, но только очень временно. «Временно» Люк находил нормальным, а она подсознательно хотела якоря, и нее впереди была вся жизнь, вот только какая: длинная? Короткая? Это надо было решать.
Ребекка часто помогала людям решить этот главный вопрос современности, а ей кто поможет? Ее родители были убежденными натуралами. Обоим чуть за пятьдесят, и них впереди еще долгие годы. У нее даже еще были живы бабушки и дедушки. За восемьдесят, тоже конечно натуралы. Родители свой шанс упустили, для инъекций теперь ввели возрастной ценз. Люди их поколения не делали это рутинно. Процедура стоила больших денег, верующие евреи не видели смысла нарушать волю бога в отношении их жизни. Серьезная психологическая поддержка приняла свои современные формы относительно недавно. Бабушки с дедушками, такие родные, с юмором, постоянной готовностью ее слушать, хвалить, интересоваться ее успехами, скоро умрут. Такова жизнь, с этим Ребекка ничего не могла поделать. Но ей самой надо было что-то решать. Еще не поздно. В их лаборатории молодым натуралом был только Майкл. Он-то делать ничего не будет. Он натурал и останется им.