— Здравствуйте, Брендон, я — доктор Покровский, буду вас оперировать. Помните меня? Когда? Может даже в эту пятницу. А что вам доктор Грекова сказала? Скорее всего в пятницу? Да, я с ней полностью согласен. Будем вас готовить. До пятницы, я надеюсь. Но завтра я к вам конечно зайду.
Брендон во-время осмотра держался молодцом, улыбался, и на любой вопрос Алекса отвечал, что он «окей». Ну, ладно, это лучше, чем «мне плохо и я устала». Хотя в такой ситуации «окей» — это просто фигура речи. У мужика в 42 года рак печени, и это вовсе не окей.
Около циррозника «Врачи без границ», Сэма Гринфилда, Алекс задержался дольше, чем около других пациентов. Доктор захотел с ним поговорить «за жизнь». Алекс этого не любил, но деваться ему было сейчас некуда, тем более, что речь шла о коллеге.
— Доктор Покровский, Алекс, а со мной что будет?
— Сэм, вы же знаете, что вам показана пересадка. Я пересажу вам искусственно выращенный орган. Это совершенно новая технология. В вашем случае орган выращен из ваших собственных клеток, но это могли бы быть и клетки донора, идеально подходящие вам. Вы — участник программы и вам не приходится ждать подходящей донорской печени.
— Ваша программа, как я понимаю, экспериментальна?
— Да, это так. Мы работаем над выращиванием искусственных органов уже довольно давно.
— Да, я читал об этом. Пересаженные искусственные органы по разным причинам были нежизнеспособны. Почему сейчас вы считаете, что пересадка будет успешной?
Ну, конечно, доктор задает противные вопросы. Сейчас, небось, спросит, какова положительная статистика. Вот ему-то и предстоит войти в положительную статистику, и он это понимает. Понимает, а все равно спрашивает.
— Сэм, когда вас включали в программу, вы подписывали соответствующие бумаги, там были указаны риски. Я просто хочу вам заметить как врач врачу, что если бы вам пришлось ждать орган донора, вы бы вряд ли его дождались.
— Да, вы правы, я бы не дождался, это как пить дать.
— Ну вот. А так у вас есть шанс. К тому же как участник программы вы не платите за операцию. И я, вы только не обижайтесь, сомневаюсь, что вы вообще могли бы за такую операцию заплатить.
— Доктор, вы считаете меня дураком?
— О чем вы, Сэм? Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду, что я тоже мог бы работать в престижном американском госпитале, в вместо этого с дипломом Йеля поехал в Найроби и там заразился гепатитом C. Я сам во всем, что со мной случилось, виноват. Вот я вас и спрашиваю: кем вы меня считаете? Дураком? Глупым альтруистом? Неудачником?
— Да, бросьте, Сэм. Вовсе я не считаю вас дураком. Наоборот, я вас уважаю, и всей душой хотел бы вам помочь. То, что с вами произошло, несправедливо, но это уж точно не ваша вина. Думайте о хорошем.
— Я — натурал, доктор, из-за своих бесконечных командировок я как-то пропустил вакцинацию, не думал о ней. И в этом я дурак.
Алекс не ожидал, что разговор пойдет по этому руслу. Он не нашелся, что ответить. Не говорить же бедняге, что да, он безответственный дурак, который, спасая других, проворонил себя. Да и можно ли вообще спасти миллионы африканцев? Сам он в этом настолько сомневался, что ни за что на свете не поехал бы лечить просроченными лекарствами черных бедняков в наспех поставленных палатках. Врачи, Алекс был в этом уверен, теряли в таких условиях квалификацию. Накладывать повязки на атрофические язвы, ушивать грыжи, делать прививки младенцам. Это не для него.
— Доктор, вы не думайте, я готов к операции. Меня в пятницу прооперируют?
— Сэм, этого я вам сейчас сказать не могу. Не в пятницу, так на следующей неделе. Увидимся завтра. Пока. У меня тут еще есть дела.
— Я понимаю. Пока, доктор.
Сэм улыбался и Алексу показалось, что для этого больного было чрезвычайно важно, считает его Алекс дураком или нет. Сейчас он подумал, что не считает, и ему стало легче.
Алекс отправился домой и по дороге решил, что возьмет с собой Мегги на субботнее барбекю к Грегу. Надо иногда делать что-то себе в ущерб, иначе превратишься в законченного эгоиста. И Бог, как говорила ему мать, за это накажет. Задумываться о том, есть ли бог, Алексу всегда было недосуг. Это был философский вопрос, а философия казалась ему несущественной дисциплиной.
Майкл
После утреннего переполоха в лаборатории Майкл внимательно проверил концентрацию и точный состав своих гелей и решил уходить. Проблема с органом 2 его встревожила, хотя причина ее была не связана с его частью работы. Не дай бог они испортили бы его труд! Как он не старался рассматривать общие усилия, как слаженную работу команды, получалось это у него с трудом. Прежде всего он видел себя, свой яркий талант, свою невероятно важную, но недостаточно оцененную остальными, лепту.
В лаборатории делать сейчас было особо нечего и Майкл стал, как отец ему когда-то с осуждением, говорил, «витать в облаках». Витание в облаках свелось к воспоминаниям о вчерашнем ужине с Ребеккой. Майкл был собой недоволен: надо же разошелся не в меру и спугнул ее, вместо того, чтобы убедить в своей правоте и перетянуть на свою сторону. Впрочем, шанс, что они с Ребеккой смогут стать единомышленниками, был близок к нулю. Слишком уж она была интеллектуальна. Его контингент — это молодые, необразованные натуралы, над такими он возвысится, а Ребекку настолько тянет к рефлексии, что она не пойдет за их, по-сути примитивными призывами, у нее всегда найдутся аргументы против движения натуралов. Можно подумать, что он и сам не видел слабые стороны своих рассуждений, но вместе с тем… Вот, опять его несет… почему он просто не может сходить с девушкой в ресторан, развлечь ее, угостить, пошутить на нейтральные темы, а потом… Майкл часто думал об этом «потом», особенно по вечерам, но никакого «потом» не наступало.
Он устал от своей девственности, тяготился ею, сам понимал, что что-то с ним не так. Его влекло к женщинам, но он их побаивался. Родители внушали ему воздержание, потому что девушки только и думали, чтобы его «поймать и женить», о том, что это не по-христиански, родители не говорили, вероятно считали, что это и так понятно. Майкл вероятно мог бы после какой-нибудь пьянки с натуралами, уйти с одной из девиц, но он панически боялся заразиться «дурной», как мама говорила, болезнью. Ему хотелось думать, что он найдет подружку как только он сам этого захочет, просто сейчас ему не до этого, есть в жизни вещи поважнее, но правда была в том, что он не нравился девушкам. Как бы Майклу хотелось, чтобы нашлась женщина, которая была бы в нем заинтересована и сама взяла на себя инициативу, позвала его. Он бы пошел. Но никто не звал. В глазах Ребекки было понимание его проблемы, как будто она смотрела на него и знала все его сокровенные мысли. К черту эту Ребекку.
Майкл остановился купить еду в небольшом продуктовом магазинчике в центре, там был включен телевизор, новости. «… сегодня в районе городской ратуши произошли волнения молодежи из движения натуралов против вакцинации. Полиция атаковала пикеты, несколько активистов было задержаны…». Как же так, а он ничего не знал, торчал со своими стариками в лаборатории. На экране мелькнула пара знакомых лиц. Нужно немедленно ехать в Центр.
Через пятнадцать минут Майкл подъехал к старому кирпичному зданию недалеко от гавани. Они снимали под Центр небольшой таунхаус без мебели. Вокруг дома толпился народ. Майкл прошел внутрь. Члены штаба почти в полном составе сидели на старых продавленных диванах, принесенных ребятами с окрестных помоек и оживленно разговаривали. Его появление прошло практически незамеченным. Ну да, они все были там, держали транспаранты, а он, получается, ничего об этом не знал. Акция прошла без его участия. Похоже и тут его не ценят.