Десять клапзубовцев молча кивнули, ибо это сказал их капитан и против этого нечего было возражать.
X
Случай с веснушчатым мальчишкой не прошел бесследно. Клапзубовцы не заикались об этом ни одним словом, но вся их жизнерадостность исчезла. Прошло время, когда они, тренируясь, стремительно гоняли мяч или проводили целые вечера за изобретением новых трюков и необыкновенных комбинаций. Исчезла присущая им веселость, бурная радость от состязаний и побед. Они ходили угрюмые, все упражнения выполняли механически, по привычке, и матчи, на которые старый Клапзуб привозил их, согласно отметкам в календаре, проводили как мучительную повинность. Их игра по-прежнему была совершенной и виртуозной, их техника и сыгранность все еще ошеломляли, но при всем мужестве и мастерстве им не хватало воодушевления. Разница в их игре была так разительна, что, несмотря на все их победы, это не укрылось от внимания редакторов спортивных газет.
— Клапзубовцы устали,— писал почтенный А. Э. Уильямс в «The Sportsman».— Пусть нас не вводят в заблуждение их победы с неизменно блестящими итогами. Итоги — сухие цифры, которые весьма неточно показывают соотношение сил и совершенно не дают представления о сущности игры. А она у этих мастеров изменилась. Рассеялись всесильные чары, которыми они в свое время завораживали не только противника, но и публику, непревзойденные чары бодрости и вкуса к жизни. И не удивительно. Все, что повторяется бесконечно, теряет привлекательность и становится механическим. Мы наблюдали это у всех профессионалов Соединенного Королевства. Только любительский спорт, чистый и бескорыстный, требуя самоотверженности, дает взамен самое прекрасное, что достигается физкультурой,— спортивный дух. Каждая другая форма спортивной деятельности ведет к духовному опустошению. Безусловно, команда Клапзуба самая благородная из всех, когда-либо игравших на зеленом поле; благодаря прекрасному воспитанию игроков мы никогда не видели у них элементов отвратительного делячества, погони за голом ради вознаграждения, причитающегося за каждый забитый мяч. Несмотря на это, и они повинуются закону механизации — именно потому, что избавлены от всех случайностей, которым подвержены любители, и благодаря достигнутой виртуозности не имеют соперников. Клапзубовцы устали от собственного совершенства — вот в чем трагичность их судьбы. Этот пример должен служить новым предостережением для молодежи; она должна помнить, что главное в жизни — это здоровый дух, который не может заменить никакое мастерство.
Клапзубовцы вряд ли читали эти строчки лондонского еженедельника; они были так подавлены, что даже не разрезали полученных журналов. Но старый Клапзуб не ждал, пока Уильямс поставит диагноз его команде. Он уже давно чувствовал, что ребята не в себе, и это было для него такой неожиданностью, что он просто не решался об этом заговорить. Он ходил вокруг сыновей, как кот, который не знает, как настроен его хозяин. Королевская трубка раскалялась от беспрестанного яростного курения. Все его тайные попытки разузнать, в чем дело, ни к чему не привели. Сыновья как-то замкнулись, послушно исполняли все, что он требовал, но прежнего веселья дома как не бывало. И, наконец, после долгого раздумья и мучений старик решил действовать напрямик.
Однажды после матча, вернувшись домой к вечеру, ребята растянулись во дворе. Орешек уселся Гонзе на живот и не сводил глаз с курятника, где сонные курицы дрались из-за удобного местечка. Ребята лежали на земле, раскинув руки, и, скользя взглядом по облакам, вдыхали аромат, который ветерок приносил в поле из леса. Старый Клапзуб сидел на пне для колки дров. Он долго вертелся на месте, наконец, отплюнулся и пробасил:
— Черт возьми, капитан, мне сдается, что в твоей команде не все в порядке.
— А что вам не нравится, отец? Ведь мы выиграли, как всегда,— ответил Гонза, теребя ошейник Орешка.
— Подумаешь, выиграли, выиграли! Я не был бы Клапзубом, если бы не знал, что мы можем и нарваться! Кой черт вас попутал? Вы уже не болтаете, не поете, не свистите, бьете по мячу, словно он вам мешает,— что с вами творится?
Молодые клапзубовцы начали вертеться, переваливаться с боку на бок, словно земля жгла их, но никто не проронил ни слова. А старый Клапзуб, начав, продолжал допекать их:
— Даже наша мама заметила, что вас словно подменили. Недавно пришла ко мне и спрашивает: «Отец, что ты сделал с ребятами?» Я отвечаю: «А что бы я мог сделать?» Она опять свое: они, мол, совсем другими стали, ее, мол, даже Юрка не замечает — да как расплачется, бедняжка!