– Джордж, все это история, – слабо запротестовал Лейкон. – Это не сегодняшний день.
– В течение трех долгих лет Владимир, оставаясь нашим лучшим источником, снабжал нас данными о возможностях Советов и их намерениях – и это в разгар «холодной войны». Он был близок к их разведке и доносил нам и об этом. Затем однажды, во время служебной командировки в Париж, он воспользовался представившейся возможностью и сбежал, и слава Богу, иначе был бы убит много раньше.
Лейкон внезапно перестал понимать.
– Что вы хотите этим сказать? – заволновался он. – Что значит раньше? О чем вы?
– Видите ли, в те дни Цирк в значительной степени подчинялся командованию агента Московского Центра, – ответил Смайли с невероятным долготерпением. – Просто повезло, что Билл Хейдон находился в командировке за границей, когда Владимир работал на нас. Еще три месяца, и Билл засветил бы его до небес.
Лейкон не нашелся что сказать, и Стрикленд вместо него нарушил молчание.
– Билл Хейдон то, Билл Хейдон се, – с издевкой произнес он. – А все потому, что вас с ним связывала не только служба... – Он хотел было продолжить, но передумал. – Хейдон, черт побери, мертв, – неожиданно закончил он, – как и вся та эпоха.
– Как и Владимир, – спокойно произнес Смайли, и снова разговор прервался.
– Джордж, – торжественным тоном возобновил беседу Лейкон, словно наконец найдя нужное место в молитвеннике. – Мы прагматики, Джордж. Мы приспосабливаемся. Мы не хранители священного огня. Я прошу вас, я вам рекомендую помнить это!
Смайли еще не вполне закончил посмертное слово по старику Владимиру и, чувствуя, что это будет единственным по нему некрологом, спокойно, но решительно продолжил:
– А когда Владимир благополучно вышел из игры, то стал уже куда менее ценным достоянием, как все бывшие агенты.
– Да уж, – не преминул вставить Стрикленд тихим голосом.
– Он остался в Париже и с головой погрузился в движение за независимость Прибалтики. Ну хорошо, дело это было проигранное. Кстати, англичане до сегодняшнего дня отказываются признавать de jure советскую аннексию трех прибалтийских государств, ну да ладно. Возможно, вы не знаете, Оливер, что Эстония до сих пор имеет миссию и генеральное консульство возле Куинс-Гейт. Мы, судя по всему, не отказываемся поддерживать проигравшую сторону, даже при окончательном проигрыше. Но не прежде. – Он шумно вдохнул. – Да, в Париже Владимир сколотил группу прибалтов, и группа эта, как все эмигрантские группы и все проигранные дела, захирела... дайте мне докончить, Оливер, я не так часто подолгу говорю!
– Дорогой мой, – произнес Лейкон и покраснел. – Говорите столько, сколько хотите, – добавил он, перекрывая громкий вздох Стрикленда.
– Группа распалась, начались ссоры. Владимир спешил, желая собрать всех под одной крышей. А группки – каждая – блюли свои законные интересы, и они никак не могли прийти к согласию. Произошло генеральное сражение, полетели головы, и французы вышвырнули Владимира из страны. Мы переправили его в Лондон с несколькими его приспешниками. На старости лет Владимир вернулся к лютеранской вере отцов, променяв марксистского Спасителя на христианского Мессию. Мы, по-моему, должны поощрять и это тоже. Или, возможно, наша политика уже стала иной? А теперь он убит. И коль скоро мы говорили о прошлом, то вот оно прошлое Владимира. А теперь – зачем здесь я?
Звонок в дверь раздался как нельзя более кстати. Лейкон сидел все такой же красный, а Смайли, тяжело дыша, снова протирал стекла очков. Служка Мостин почтительно снял цепочку с двери и впустил высокого мотоциклиста-курьера со связкой ключей, болтавшихся в затянутой в перчатку руке. Мостин почтительно вручил ключи Стрикленду, тот расписался за них и внес запись в собственную книгу. Курьер, посмотрев долгим, влюбленным взглядом на Смайли, отбыл, оставив у Смайли чувство вины за то, что он его не узнал, несмотря на все причиндалы. Но Смайли предстояло решать другие загадки, куда более неотложные. Ни слова не говоря, Стрикленд бросил ключи в раскрытую ладонь Лейкона.
– Ну ладно, Мостин, скажите ему! – вдруг прогремел Лейкон. – Скажите своими словами.
Глава 5
Мостин, застыв как изваяние, тихо заговорил. Лейкон ретировался в угол и, сцепив руки перед собой, слушал его с видом судьи. А Стрикленд, выпрямившись на стуле подобно Мостину, казалось, наблюдал, чтобы в словах молодого человека не было ляпсусов.
– Владимир позвонил сегодня в Цирк в обеденное время, сэр, – начал Мостин, не уточняя, к кому именно он обращается. – Я дежурил по ЧП и принял телефонный звонок.
Стрикленд поправил его с неприятной поспешностью:
– Вы хотите сказать: вчера. Будьте точны, хорошо?
– Извините, сэр. Вчера, – произнес Мостин.
– Без ошибок, пожалуйста, – предупредил его Стрикленд.
Дежурный офицер по ЧП, пояснил Мостин, обязан лишь сидеть на месте во время обеденного перерыва, а после ухода сотрудников проверять столы и корзины для бумаг. В общем, эта забота только младших чинов – ночных дежурств им не поручают, а в обеденное и вечернее время они дежурят по очереди.
И Владимир, повторил он, позвонил в обеденное время, по «пуповине».
– По «пуповине», – озадаченно повторил Смайли. – Я что-то не понимаю, что вы имеете в виду.
– Это такая система, при помощи которой мы поддерживаем связь с агентами-мертвяками, сэр, – объяснил Мостин и, тотчас схватившись за голову, пробормотал: – О великий Боже! – И испуганно затараторил: – Я об агентах, которые свое уже отработали, но все еще материально поддерживаемы нами, сэр.
– Значит, генерал позвонил, и вы ответили на звонок, – дружелюбно произнес Смайли. – В котором часу?
– Точно в час пятнадцать, сэр. Помещение, где сидят дежурные по ЧП, это, понимаете, как редакция на Флит-стрит. Там стоит двенадцать столов, а в конце – шесток, где сидит наседка – начальник отдела за стеклянной перегородкой. «Пуповина» находится в запертом ящике, и обычно ключ от него хранится у начальника. Но на время обеда он отдает его дежурному псу. Я отпер ящик и услышал голос с иностранным акцентом: «Алло».
– Давайте же побыстрее, Мостин, – пробурчал Стрикленд.
– Я тоже сказал, мистер Смайли, «алло». Мы только так отвечаем. Никогда не называем свой номер. Он сказал: «Грегори вызывает Макса. У меня для него кое-что очень срочное. Пожалуйста, немедленно свяжите меня с Максом». Я спросил, откуда он звонит, – это так принято, – но он ответил лишь, что у него полным-полно мелочи. У нас нет указаний следить, откуда звонят, да и в любом случае на это нужно много времени. Рядом с «пуповиной» находится электронная картотека, где значатся все рабочие имена. Я попросил его подождать и отстучал «Грегори». Мы всегда так делаем после вопроса о местонахождении агента. На экране тотчас появилось: «Грегори означает Владимир, бывший агент, бывший советский генерал, бывший глава Рижской группы». И номер досье. Затем я отстучал «Макс» и обнаружил, что это вы, сэр. – Смайли слегка кивнул. – «Макс означает Смайли». Затем я отстучал «Рижская группа» и узнал, что вы были их последним викарием, сэр.
– Их викарием? – произнес Лейкон, словно обнаружил ересь. – Смайли – их последний викарий, Мостин? Какого черта...
– Я думал, вы все это уже слышали, Оливер. – Смайли намеренно старался его оборвать.
– Только основное, – ответил Лейкон. – В критические минуты дело имеешь только с основным.
Не выпуская Мостина из виду, Стрикленд пояснил для Лейкона чисто по-шотландски и сжато, скорее даже спрессованно:
– У организаций, подобных Группе, имелось, как правило, два куратора. Почтальон, который выполнял для них всю черную работу, и викарий, который держался над схваткой. Этакий отец родной, – заключил он и кивнул на Смайли.
– А кто в картотеке значился его последним почтальоном, Мостин? – спросил Смайли, не обратив никакого внимания на Стрикленда.
– Эстерхейзи, сэр. Рабочее имя – Гектор.
– А его Владимир не просил? – поинтересовался Смайли у Мостина, по-прежнему не обращая внимания на Стрикленда.