По обеим сторонам сидели барышни, в стиле домино. Одна, та что слева, сосредоточенно грызла карандаш, уставившись огромными глазёнками в плакат с голым мужским торсом, а правая, леворукая, с красивыми жемчужными зубами, очаровательно уминала макароны с сыром. Я ей подмигнул с пиратской ухмылкой, и она с печалью амазонки окинула взглядом свою "подругу". Классная живописная компания, ничего не скажешь. Мечта почившего Фрейда, или разборчивого художника-монументалиста. А для моего аппетита - очень даже ничего.
Сразу два окна с грохотом распахнул вновь налетевший ветер. И одновременно влетела Лулу. Бог ты мой, какая "всесокрушающая" ярость пришла вместе с ней!
- Вот ты где, змеёныш! Как ты мог бросить меня в такую минуту?!
- Пупсик, успокойся, с кем не бывает.
- Да он ещё сидит здесь и насмехается надо мной! Официант! Гарсон!
- Лу, это не Франция, здесь нет гарсонов...
- Замолчи, здесь только я, тебя здесь нет!!!
- Странно, почему я не чувствую никакого запаха...
- Девочки!
- Ага, вот это уже правильные мысли.
Прибегает несчастное от недосыпания юное создание, с фартуком сзади, с глазками дикой напуганной лани подножий Эльбруса. Три татуировочки, хорошее знание испанского отборного мата. Но явно не местная.
- Слушаю вас, сеньора.
- Водички, и пожалуйста, побыстрее, у меня обезвожевание. Сами понимаете.
Девушка стала выглядеть ещё более не в своей тарелке. На Лулу она даже не взглянула, а умчалась на одних цыпочках, молниеносно. Про мой заказ я даже не успел обмолвиться. Но сама эта ситуация меня дико забавляла. Особенно то, что девушка с карандашом и девушка с макаронами вообще никак не отреагировали на весь этот цирк или театр. Может, они завсегдатаи этого кафе, и здесь это в привычке вещей? Так сказать, естественный мексиканский колорит? Лулу, может ты знаешь больше, чем я?
- Во сколько твоя лекция? - из-за спины, но точно ко мне обратилась моя подруга.
- Ты хочешь там присутствовать?
- А что, я уже прокажённая?
- Я этого и не говорил.
- Но глаза твои сказали.
- Моя душа молчит... но:
"Благоухающая роза, ты, Кармен.
И не найти другую мне взамен.
Благоухай, цвети же до конца,
Не начинай всё с белого листа".
Лу промокнула глазки салфеточкой. Даже сейчас она для меня - Богиня. Ну и что, что как у всех баб, у неё случаются естественные конфузы. Я тоже не святой. Да, с лекцией моей сегодня не получится, но разве это не доказывает, что я плохой лектор и личное переношу в профессиональные сферы? Пусть так, я с силах видеть свои собственные недостатки, но как их разумно воспринимать в Ней, в Богине моей, если она вся из золота и серебра, а драгоценная как дочь венесуэльского касика, и у неё куча христианских нимбов над головой, а ты вдруг взял и приметил в этой Богине нечто совсем уж земное, чуточку постыдное... Нужно ли обожествлять женщину, вот в чём вопрос. Есть ли такие небеса, которые рушатся на землю? Есть. И благоразумен тот, кто трезво видит всё очевидное и на ладони.
- Какая вкусная водичка, дорогой, - как овечка проблеяла раскрасневшаяся Лулу.
- Возьми в номер.
- Две бутылочки или три?
- Бери сколько дадут, мы завтра летим в Гавану. Всё остальное куплю я.
С текстом лекции я провозился до самой глубокой ночи. Но это было ни с чём не сравнимое удовольствие. Кроме, конечно, Лулу. Она - моё самое несравненное удовольствие. Всё остальное - тишина.
Глава 3
Я один не боюсь летать на железных птицах с двумя крылами? Лулу в этом - полное подобие моё: в самолёте она буквально растворилась в любопытстве ребёнка, которому всё интересно. Хотя в "земном миру" она была жуткой трусихой, как и подобает истинной леди, которой необходимим настоящий джентльмен.
Обалденной стройности стюардесса разносила успокаивающие и расслабляющие напитки, и мы их набрали как самые настоящие водохлёбы. Запасы с земли быстро канули в Лету. Лулу жить не может без кофе, он её тонизирует на весь день, тем более ей столько требуется энергии в течение дня, что этот напиток богов я бы сам ей выращивал на собственных ладонях; я же, как истинный испанец, живущим при том в Риме, у которого энергии хоть отбавляй, удовольствовался настоящим душистым чаем с ломтиком лимона и парочкой листиков горной мяты, распространившей альпийский аромат на весь салон аэробуса, что меня несказанно обрадовало, ведь были среди нас, пассажиров, и страхом исполненные девушки совсем юного возраста, и старушки, теребящие рукава и платочки, перебирая в уставшем от жизни уме последние услышанные сплетни со всей округи мексиканской столицы. В Гавану летели и телевионщики из Перу, и горстка бразильских спортсменов обоих полов, в разноцветных костюмах, на которых я не разобрал ни одного иероглифа.