Флаг командующего флотом развевался на «Императоре Павле I». Стоявший у дальномера Дыбенко дважды подсказал Эссену, что он допустил неточность поправки прицела. Корректировка подтвердила это. Командующий сердито бросил:
— Тебе или на моем месте стоять, или в тюрьме сидеть!
Дыбенко не растерялся, приняв положение «смирно», спокойно ответил:
— Есть, ваше превосходительство! Могу делать то и другое.
Изумленный адмирал некоторое время рассматривал бравого матроса, потом буркнул:
— Ишь какой шустрый…
Учения продолжались…
19 июля началась первая мировая война. Она не застала врасплох Балтийский флот. Он быстро переключился на выполнение боевых задач. В начале войны по плану Эссена в Финском заливе была создана глубоко эшелонированная оборона, опирающаяся на минно-артиллерийские позиции. На русских минах подорвалось немало кораблей противника.
Боевые корабли Балтийского флота не отстаивались в базах, они постоянно находились в море, искали врага и при первой возможности вступали в бой…
Ни один немецкий корабль не проник к русской столице. «Война на Балтийском море очень богата потерями без соответствующих успехов», — признается позднее Вильгельм II.
Получили приказ: «Линкору „Император Павел I“ выйти в море».
— Что-то невесел наш командир, — говорит Дыбенко боцманмату Павлову. Они оба несут вахту в ходовой рубке и все видят.
— Чай, не на прогулку идет, — бросает боцманмат а резко добавляет: — Занимайся, Дыбенко, своим делом.
— Трусоват наш командир, — не унимается Павел. — Такое я не могу сказать о вас, боцманмат, или о старшем офицере Гертнере. Поглядишь на вас и сам начинаешь подтягиваться…
Дыбенко внимательно наблюдает за поведением командира.
Тяжело, натужно вздыхают сильные машины линкора. Главная база осталась позади. Впереди противник. В любую минуту он может обстрелять из дальнобойных орудий или атаковать подводными лодками.
Два часа ночи. Горнисты играют боевую тревогу… Все бегут по своим местам. Сотни пытливых глаз смотрят в ночной мрак. Ничего не видать. В боевую рубку важно, с достоинством входит штурман лейтенант Ланге, докладывает:
— Господин капитан первого ранга, на горизонте замечена эскадра противника, сигнальщики и наблюдатели выясняют число вымпелов. Что прикажете?
— Прикажите зорко следить и докладывать через каждые пять минут, — приказал командир.
— Слушаюсь!
Лейтенант Ланге уходит. Вслед за ним вбегает растерянный ревизор лейтенант Левицкий:
— Аркадий Константинович! Как быть с буфетом и продуктами? Нельзя ли из буфета перед боем раздать все сладости команде?
Командир согласен. Он даже забыл, что команда занимает посты по боевой тревоге. Кто же будет разносить буфетные лакомства?
— Да, да, Сергей Владимирович, это очень умно. Вы великолепно придумали. Но нужно как можно скорее. Мы сегодня, наверное, погибнем. Нужно все раздать команде. Пусть матросы знают, как о них заботится командир…
Ревизор, потирая лоб, медлит отдать распоряжение о раздаче из буфета: ему и перед смертью жаль расстаться с верным доходом.
Между тем немецкая эскадра все еще не начинала обстрел. Приходит старший офицер Гертнер и деловито, уверенным тоном, с расстановкой докладывает:
— Аркадий Константиныч, никакой эскадры нет. Мы благополучно вернемся в Ревель.
— О, как хорошо! — в один голос восклицают и командир и ревизор. И сразу меняется тема разговора.
— Сергей Владимирович, — спрашивает командир у ревизора, — вы еще не отдали распоряжение о раздаче буфета?
— Никак нет!
— Вот хорошо! Вы знаете, завтра утром, когда придем в Ревель, нужно как можно больше закупить сладостей, команда ведь так любит сладкое. Все это нужно продавать, а на ужин, я думаю, мяса не нужно давать: из мяса будем делать котлеты и бутерброды и тоже продавать из буфета. Ведь теперь, кажется, команда получит жалованье по военному времени: у нее денег много, на берег никто не ходит. Денег тратить некуда. Все это будет идти в буфет.
Всю ночь шли «сладкие» разговоры. Только боцманмат Павлов, сердито фыркнув, проворчал:
— Черт бы вас побрал, лучше бы немецкая эскадра — тогда и печенье, и папиросы, и сладкий чай с вареньем, а теперь — пожалуйте, опять жалованье в буфет…
Дыбенко, посмеиваясь, шепчет на ухо боцманмату:
— Труслив и жаден у нас командир.
Павлов сердито отмахивается.
В девять часов эскадра тихо входит в Ревельскую гавань. По палубе раздаются свистки боцманов и боцманматов: приготовиться к погрузке угля.