Перед флотскими большевиками жизнь ежедневно выдвигала сложные вопросы, ответить на которые не хватало ни знания, ни опыта.
— Надо издавать свою матросскую газету!
Кто первый высказал эту мысль? Дыбенко? Ховрин? Светличный? Мальков? Свистулев? Всем она пришлась по душе; начали сочинять заметки, воззвания. На «Республике» имелся ротатор, на нем печатали газету, потом разносили по кораблям. И все же Дыбенко был недоволен:
— Писаки мы неважные, строчим длинно и малоубедительно. Словесный мусор получается. Подмога нам нужна.
Послали Светличного в Петербургский комитет партии большевиков.
— Проси, чтобы прислали опытных агитаторов, а главное — пишущих, — наставлял своего друга Дыбенко.
Вернулся Григорий быстро. Доложил:
— Будет подмога!
И вот первая ласточка. На «Ща» появился приятный молодой человек, голубоглазый, волосы на пробор. Представился: «Борис Жемчужин. Прибыл по заданию Петербургского комитета». Дыбенко схватил дорогого гостя в свои сильные объятия:
— Теперь горы свернем!
Пока пили крепкий флотский чай, Жемчужин рассказывал о себе: большевик, бывший студент Технологического института, недавно вышел из «Крестов». В Гельсингфорс приехал из Кронштадта, где наладил выпуск матросской газеты «Голос правды».
— Там активно действуют вернувшиеся из тюрем Тимофей Ульянцев и Иван Сладков. Недавно из Петрограда прибыл студент-большевик Семен Рошаль. Петербургский комитет хорошо помогает кронштадтцам. И к вам направлены опытные товарищи, — говорил Жемчужин.
Скоро у Жемчужина появились соредакторы: Людвиг Старк — но партийной кличке Антон, революционер, журналист, хотя и молодой, но уже успевший посидеть в царских тюрьмах, и под стать ему Ильин-Женевский.
На несколько дней Дыбенко покинул Главную базу…
В конце марта Гельсингфорсский Совет принял решение послать делегации на Черноморский флот и на фронты — Кавказский, Северный и Юго-Западный. Нужно было наладить связи между революционным флотом и войсками. «В течение первого месяца революции упорно ходили слухи о готовившемся новом перевороте и возвращении к царским порядкам с помощью армии, — вспоминает Дыбенко. — Этот призрак волновал матросов. Они не доверяли правительственным газетным сообщениям, поскольку не доверяли и самому правительству. Надо было воочию убедиться, каково настроение армии».
С небольшой группой делегатов Дыбенко отправился на Юго-Западный фронт. Побывали у главнокомандующего А. А. Брусилова и, получив разрешение, начали знакомиться с полками. Всюду увидели одно и то же: солдатские комитеты состоят ив офицеров, и возглавляют их полковники. Живут фронтовики в ужасных условиях, начальники пьянствуют. Здесь все оставалось еще по-прежнему, многих уголков России революция тогда еще не коснулась. На митингах солдаты заявляли:
— Война нам осточертела!
— Обороняться будем, воевать не хотим!
— Пусть правительство заключает мир или по крайней мере добивается мира. Если немцы откажутся, тогда силой оружия заставим их подписать мирные условия!..
Дыбенко вернулся в Гельсингфорс. Встретивший его Светличный сообщил:
— У нас приятная новость — тридцатого марта вышел первый номер матросской газеты «Волна»!
Это была газета маленького формата, но она выражала именно то, что внутренне требовал каждый матрос. Газета быстро нашла широкий отклик в матросской массе. Она утвердилась, и распространение ее росло. Матросы вносили деньги на издание своей «Волны».
Очень понравилась Павлу передовая статья, написанная взволнованно, страстно: «Поднялась волна революции. Смело ринулась она на темную мрачную скалу, одним ударом обрушила она ее подмытые, расшатанные устои.
Отступает она на миг и снова с еще большей силой набрасывается на скученные нагроможденные обломки, размывает и относит их в морские глубины.
И не упадет, не успокоится волна, но будет расти, вбирая в себя новые силы, пока не довершит свое дело победы…»
— Будем направлять волну на темные силы контрреволюции! — сказал Дыбенко.
В мае Ревельский комитет РСДРП(б) стал издавать газеты «Утро правды» на русском языке и «Киир» («Луч») — на эстонском.