Военные журналисты застали командующего авиацией фронта за разработкой задания на разведку.
Разве в такую погоду можно летать? За окном все белело от тумана, смешанного со снегом.
Всем нельзя, а ему можно, — показал командующий взглядом на вошедшего в помещение капитана. На армейской гимнастерке — никаких знаков отличия, кроме синенького значка парашютиста. Летчик четко доложил:
— К полету готов.
Скупость в словах, неторопливые движения подчеркиваем: ему свойственны скромность, непритязательность. Будет выполнено, — получив задачу, сказал авиатор.
Это был еще малоизвестный летчик-истребитель, будущий трижды Герой Советского Союза Александр Покрышкин.
Поиск вражеских танков оказался единоборством летчика с погодой. В снегопаде из поля зрения почти исчезал горизонт, грозила опасность обледенения самолета. Идя на малой высоте, разведчик до боли в глазах вглядывался припудренную снегом землю. И вот наконец краем глаза увидел нечто походившее на след гусениц. Гитлеровцы, конечно, слышали гул самолета, разрезавшего туман, но ни единым выстрелом не выдали себя. Наконец воздушный следопыт нашел их. В логу, в кустарниках, за стогами сена чернели коробки танков. Около двухсот!
За блестяще выполненный разведывательный полет Покрышкин по представлению Вершинина был удостоен первой награды — ордена Ленина. Командующий авиацией фронта угадал в нем незаурядного воздушного бойца, талантливого командира. Впоследствии им вместе довелось участвовать во многих операциях, в том числе и в Кубанской воздушной битве.
С улучшением погоды Вершинин распорядился поднять в воздух штурмовиков. Сначала во главе семерки «ильюшиных» полетел командир эскадрильи 4-го полка коммунист капитан Иванов. Удар ее был сокрушителен. Командование наземных войск попросило повторить налет. Теперь группу «илов» возглавил комсомолец лейтенант Николай Синяков. Константин Андреевич хорошо помнил озорную ребяческую внешность и по-взрослому серьезное отношение этого летчика к каждому заданию. Зная, что Синяков в воздухе, он ждал доклада командира полка о результатах полета.
Вечером тот сообщил: нелегко дался группе путь до цели. Гитлеровцы подняли «мессеры». Синяков, увидев вражеские истребители, решил встретить их ударом в лоб. Этого гитлеровцы не любили и обычно отворачивали в сторону. Но на сей раз фашистские летчики продолжали идти встречным курсом. Синяков, сблизившись с врагом до 800 метров, открыл огонь по ведущему «мессеру». Тот, словно наткнувшись на препятствие, стал падать. Остальные самолеты противника ушли разворотами в разные стороны. Синякову и его товарищам удалось еще раз обрушить на противника огневую мощь своих «илов».
«Храбрый парень, надо поддержать его, — подумал Вершинин о Синякове, — отличный авиационный командир растет». Но через 10 дней Константин Андреевич с горечью узнал, что Николай Синяков погиб. Его самолет загорелся от попадания зенитного снаряда в бензобак. Отважный комсомолец направил горящий штурмовик в скопление вражеских грузовиков с боеприпасами. Сильнейший взрыв, столб огня стали салютом его мужественной гибели.
Ни смертельная опасность, ни ранения не останавливали боевой порыв летчиков. Решимость сражаться до конца умножала силы авиации фронта, которые были не столь уж велики. Увеличивала ее боевые возможности и инициатива командиров, стремление использовать каждый вылет с наибольшими результатами. Таково было непременное требование генерал-майора авиации К. А. Вершинина — это звание ему было присвоено 22 октября 1941 года.
Незадолго до праздника — 24-й годовщины Октября — командующий фронтом Я. Т. Черевиченко сообщил Вершинину, что задуман контрудар во фланг частям армии фон Хлгйста. Подготовка к операции ведется тщательно, Черевиченко попросил сообщить данные по каждому полку, до самолета. Вместе со своими соратниками — политработником Алексеевым, штабными офицерами Устиновым, Одинцовым и Дроздовым командующий авиацией фронта определил план боевых действий. В его распоряжении находилось тогда 204 исправных самолета. Больше всего бомбардировщиков — 119, истребителей — 72, штурмовиков мало — всего 13 машин. Для поддержки наступления этих сил недостаточно. Об этом Вершинин прямо сказал командующему фронтом, и тот попросил помощи от авиации Юго-Западного фронта. Такая поддержка была обещана.
Одновременно разрабатывались и мероприятия по партийно-политическому обеспечению предстоящей операции. В этой работе в центре внимания командующего, всех политработников был доклад, сделанный И. В. Сталиным в Москве на торжественном заседании, посвященном 24-й Годовщине Великого Октября, его речь, произнесенная на Традиционном военном параде на Красной площади, параде, с которого войска шли прямо на подмосковные боевые рубежи.
Во всех партийных и комсомольских организациях авиачастей Южного фронта прошли собрания, на которых обсуждались задачи, стоящие перед авиаторами. С докладом на открытом партийном собрании в управлении военно-воздушных сил фронта выступил К. А. Вершинин.
Говоря о предстоящих боевых действиях, командующий особенно подчеркнул:
— Чем активнее и решительнее они будут тут, на южном направлении, тем большую помощь мы окажем войскам, мужественно защищающим сердце Родины Москву.
— Напрячь все силы, применить все знания во имя победы над врагом, — призывали другие ораторы.
Решения, принятые на этих партийных и комсомольских собраниях, были конкретными, деловыми. Они нацеливали авиаторов на успешное выполнение боевых заданий, способствовали укреплению наступательного духа воинов.
Острие удара наших войск нацеливалось на станицу Больше-Крепинскую, поэтому и направил сюда командующий авиацией фронта три четверти своих сил — 153 самолета. При поддержке авиации наземные части нашей 37-й армии продвинулись за день на 15–18 километров.
Вершинин ни днем, ни ночью не оставлял командного пункта, управляя действиями авиации. 22 ноября было произведено 250 самолето-вылетов, 23-го — 253. Уничтожены десятки танков, сотни автомашин, сбито 18 неприятельских самолетов. Концентрация усилий авиации на главном направлении помогла нашим частям занять Больше-Крепинскую, они вышли во фланг группы фон Клейста. Генерал А. И. Лопатин, командовавший 37-й армией, сообщил в штаб фронта: «Летный состав проявил исключительное мужество... Одно только появление наших самолетов над противником заставляло его прекращать огонь».
Воодушевленный удачным началом операции, Вершинин решил в ходе наступления еще активнее концентрировать свои силы на главном направлении. Устинов и Одинцов, одобряя эту мысль, предложили сосредоточить в полосе действий главного удара наших войск усилия почти всей авиации фронта. Командующий фронтом Я. Т. Черевиченко удивился:
— А сколько же вы, Константин Андреевич, оставите для поддержки с воздуха соседних соединений?
— Одиннадцать экипажей.
Черевиченко не сразу дал добро. Но Вершинин настаивал:
— Только при таком распределении сил можно удержать господство в воздухе на всем протяжении операции, способствовать достижению такой серьезной цели, как освобождение Ростова-на-Дону, разгром группы фон Клейст:
— Сколько самолетов останется в моем распоряжении? — спросил Черевиченко.
— Сто сорок один, — четко доложил Вершинин, еще раз подчеркивая, что все продумано в деталях.
— Ладно, быть посему, — согласился комфронтом.
27 ноября операция началась. Части 56-й армии, активно поддерживаемые с воздуха, уже утром следующего дня мнили южную окраину Ростова-на-Дону, а 29-го город был освобожден. Константин Андреевич, узнавший о поздравлении с победой, полученном от Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина, посоветовал комиссару Алексееву немедленно провести митинги в частях.
Авиаторам было чем гордиться: трудности развернувшейся операции они преодолели успешно. Несмотря на крайне неблагоприятную погоду — низкую облачность, туманы и снегопады, летчики нанесли врагу большой урон. В воздушных схватках противник потерял 61 самолет, и наши летчики — всего пять машин. Константин Андреевич с удовлетворением отмечал возросшее боевое мастерство истребителей.