— Ведь вы находились с ним в одном лагере в Хаммельсбурге. До нас дошли слухи, что он умер.
— Да, к сожалению, слухи не лишены основания, — деланно вздохнул Меандров.
— Так уж и к вашему «сожалению»?
— Да вот, полюбуйтесь.
Меандров достал из портфеля журнал эмигрантов, полистал, нашел страницу и показал Лукину. На цветной фотографии Лукин увидел гроб, обитый красной материей. Над гробом склоненные знамена власовской «освободительной» армии рядом с фашистскими флагами. У гроба в почетном карауле власовцы вперемежку с фашистскими офицерами. Под снимком надпись: «Так немецкое командование хоронит генерала, который отказался от Советской власти».
— И все-то вы врете, господа предатели, — проговорил Лукин. — Видели мы уже эту фальшивку. Инсценировка. С Ершаковым я вместе воевал, вместе дрались в окружении. Он командовал соседней со мной армией. Это был храбрый и до мозга костей советский генерал. Никогда он не отказывался от Советской власти.
— Не верите глазам своим?
— Не верю. Вы покажите этот журнал генералу Соловьеву, его недавно перевели к нам в Вюльцбург. Он сидел с Ершаковым и рассказал об этой истории. Ершаков с презрением отвергал попытки фашистов и ваши уговоры склонить его к измене. С ним жестоко обращались, и его сердце не выдержало. Он умер от разрыва сердца. Военнопленные из неструганых досок сколотили гроб и вынесли к лагерным воротам. Но за колючую проволоку их не пустили. Немцы приняли гроб и куда-то унесли, а потом появилась эта фотография. Вы, иуды, даже мертвых используете для своей пропаганды. Живые-то вас подальше посылают…
— Напрасно бранитесь. Вот я вам еще новость скажу. Вы помните генерала Городнянского?
Лукин насторожился. Неужели и бывший командир героической 129-й стрелковой дивизии, который так помог Лукину в обороне Смоленска, тоже попал в плен и тоже стал жертвой какой-нибудь грязной игры фашистов?
— Конечно, помню. Он погиб.
— Да. Под Харьковом его корпус попал в окружение. Городнянский дрался до последнего, но в рукопашной схватке был заколот штыком немецким солдатом.
— О его героической гибели я знаю.
— Но вы знаете не все. Немецкое командование устроило похороны генералу Городнянскому с воинскими почестями, показав тем самым своим солдатам пример уважения к герою.
— Лучше бы немцы брали пример с вас и Власова, — с усмешкой ответил Лукин. — Мы бы скорее их победили. Да не помогут им никакие ухищрения. И ваша карта, Меандров, бита. По сути, я разговариваю с трупом. Все, разговор окончен. Больше вы среди нас собеседников не найдете. Убирайтесь вон!
Этот разговор слышал из соседней комнаты один из интернированных моряков, ремонтировавший печку. Он прибежал сияющий к своим: «Генерал Лукин разделал этого власовца под орех!» И пошли к Михаилу Федоровичу записки от моряков: «Спасибо, товарищ генерал, за то, что поддержали честь нашего государства, нашей армии…»
Кроме Соловьева из лагеря Хаммельсбург в крепость Вюльцбург перевели еще несколько генералов. Они рассказали, что немцы предложили некоторым генералам и полковникам написать историю Красной Армии. За этот труд им обещали улучшить пайки, выдавать сигареты, пользоваться некоторыми другими льготами. Кое-кто пошел на эту приманку, посчитал, что ничего предосудительного в том не будет. Но вскоре многие спохватились, поняли, какую «историю» ждут от них гитлеровцы, и отказались. За этот отказ и перевели их в крепость-тюрьму. Но в Вюльцбурге к «историкам» относились с недоверием.
От них Лукин узнал о судьбе старшего лейтенанта Якова Джугашвили, старшего сына Сталина. Он вспомнил, как в июле сорок первого года, находясь в полуокруженном Смоленске, получил задание генерала Жукова установить местонахождение Якова Джугашвили. Тогда Лукин не мог ответить Жукову. Лишь узнал от Конева, что Яков попал в плен. А теперь перед Лукиным открылась полная трагизма история…
Яков содержался в лагере Заксенхаузен в специальном бараке на территории особого лагерного блока «А», полностью изолированного от остальной части лагеря. Блок был оцеплен колючей проволокой под электрическим током напряжением 550 вольт. При очередной попытке коменданта лагеря «поговорить по душам» с непокорным узником Яков заявил: «Скоро германские захватчики будут переодеты в наши лохмотья, и каждый из них, способный работать, поедет в Россию восстанавливать камень за камнем все то, что они разрушили».
После этого заявления главари СС, видимо, решили разделаться с Яковом. 14 апреля 1943 года пленные узнали о гибели старшего лейтенанта Якова Джугашвили. Яков будто бы взбунтовался, отказался вечером зайти в барак, двинулся прямо через «полосу смерти» перед проволочным заграждением, а на окрик охранника ответил: «Стреляйте!». Затем он вроде бы сам бросился на проволоку с электрическим током, после чего охранник эсэсовец Конрад Харриш в присутствии начальника караула эсэсовца Карла Юнглинга застрелил Якова Джугашвили.