– Короче, я знаю, что нужно было как-то иначе, цветы там, шампанское… но это потом, хорошо? Когда оттуда вернусь. А пока – вот…
Протянув руку, Сергей дернул на себя ящик, нащупывая коробочку с кольцом. Хорошо, что на направляющих стояли ограничители, иначе бы, пожалуй, вывалил все содержимое на пол. По самому краешку сознания мелькнула мысль встать на колени, но Кобрин вовремя понял, что в данной ситуации и в подобном виде выглядеть подобное будет, мягко говоря, достаточно глупо.
И поэтому он просто протянул ей раскрытую бархатную коробочку.
– Короче, Маша, я тебя люблю! И прошу стать моей… – снова подвело горло, но только лишь на миг, – женой! Все. Сказал. Точка. Да или нет, третьего варианта решения не предполагается. С этим тоже точка.
Внезапно став серьезной, девушка протянула руку, погладив его по щеке:
– Ох, ну почему ж вы, мужики, такие глупые-то? Или ждете до последнего, или спешите.
– Это значит да? – напряженным голосом осведомился майор, хмурясь.
– Конечно, да, товарищ академический слушатель, – рассмеялась Маша, притянув его к себе. Почти минуту обоим было не до кольца и только что произнесенных слов.
– Тогда давай палец, – чуть запыхавшись, сообщил Сергей, быстро облизнув искусанные губы и нащупывая на смятой простыне коробочку, которую ухитрился выпустить из руки.
– Какое красивое… И размер, кстати, мой, так что угадал.
– Твой, – согласился Кобрин. – Хоть я, в отличие от некоторых, по чужим медкартам не лазал. Просто глазомер у меня профессионально поставлен. И линейкой пользоваться умею. А где ты свои украшения хранишь, я уже давно срисовал.
– Можно подумать… – Еще пару секунд девушка полюбовалась на обручалку, затем обвила шею любимого руками, прижавшись к нему изо всех сил. – Я тоже тебя очень-очень люблю, милый! Знаешь, Сереж, раз уж такое дело, то и я тоже должна тебе кое-что сказать. Тоже хотела после твоего возвращения, чтобы не волновался зря, но так, наверное, будет правильнее. Ты должен знать.
И чуть слышно докончила, щекоча ухо жарким дыханием:
– Сереж, я беременна, семь недель уже…
Интерлюдия
Лейтенант Федор Кобрин, сентябрь 1941 года
– Ну что ж, товарищ лейтенант, счастливо. Искренне желаю больше к нам не попадать! – Медик энергично потряс ладонь Кобрина. – И помните, хотя бы еще неделю, а лучше две, ногу всячески щадить. Всячески. Никаких запредельных нагрузок, никаких тренировок, кроме тех, что я показывал. Сами видели, какой сложный был перелом, – просто чудо, что выкарабкались без осложнений и кость нормально срослась. Да что там кость, запросто могли и вовсе ногу потерять! А насчет мышц не волнуйтесь, атрофированные волокна быстро восстановятся, еще и повоюете, и на собственной свадьбе спляшете.
– Спасибо за заботу, товарищ военврач третьего ранга, – смущенно улыбнулся разведчик. – Все ваши наставления помню, отнесусь со всей серьезностью. Просьба у меня к вам. – Федор протянул сложенный пополам конверт, не фронтовой треугольник, а самый обычный довоенный, с зеленым гербом, надписью «местное» и пятнадцатикопеечной маркой с красноармейцем на лицевой стороне. – Вы вот Леночке… то есть виноват, медсестре Алексеевой записочку передайте, душевно прошу. Тут письмецо ей да моя полевая почта. А адрес госпиталя я крепко запомнил, напишу, как только в часть прибуду. Хотел лично попрощаться, а оно вон как вышло, говорят, с утра на склад за медикаментами уехала.
– Передам, – без улыбки кивнул военврач. – Вы ей обязательно пишите, товарищ лейтенант, она к вам очень хорошо относится. Сами знаете, каково ей после того, как узнала, что мать с младшей сестрой под бомбежкой погибла. Удачи. Ступайте, госпитальная машина вас до станции подбросит, как раз на поезд успеете.
– Еще раз спасибо. – Слегка прихрамывая и опираясь на самодельную трость, Кобрин двинулся к урчащей работающим на холостом ходу мотором полуторке, в кузове которой расселись на баулах с каким-то госпитальным барахлом несколько выписанных красноармейцев, как и он, едущих на железнодорожную станцию. Вот и все, закончился надоевший до колик «санаторий», пора и снова на фронт. Потренируется малехо, силы восстановит – и вперед. Разведчику завсегда работа найдется.
Окрикнули Федора, когда он, стянув с плеча тощий солдатский сидор с немудреными личными вещами, уже поставил здоровую ногу на заднее колесо, собираясь забраться в кузов. Устроившийся у самого борта боец протянул руку, готовясь помочь.
– Товарищ лейтенант? Погодите, пожалуйста.
Убрав ногу, разведчик удивленно оглянулся. От запыленной по самую крышу «эмки» к нему быстрым шагом, почти бегом, шел незнакомый командир со знаками различия младшего лейтенанта ГБ. Автоматически одернув гимнастерку и поправив фуражку, Федор бросил ладонь к козырьку: